Маргарита Кармин - Царица снов

Тем временем Генри Кальт начал и успел закончить раздачу оружия. Он подошел и к Альфреду, который сидел в глубокой задумчивости.

— Дружище Фред, о чем это ты, черт возьми, задумался? — спросил хозяин “таверны”.

Альфред, грустно улыбаясь, повернулся к нему:

— Я смотрю в окно, Генри. Иногда такие лунные ночи напоминают мне о тех блаженных вечерах, когда я сидел в нашем маленьком домике, так же у окна, а неподалеку от моего стула находилось кресло моей Лолианы, — она вязала или вышивала и разговаривала со мной.

— Гром и молния, если я не посчитал тебя дурнем! — сказал Генри. — Не знаешь ли, который час?

— Не знаю.

— Генри! — крикнул бывший полицейский. — Почему все так долго готовятся? Словно сонные черепахи возитесь! Я должен поскорее свести с ним счеты!

— Гарви, по-моему, эта задачка слишком трудна, и нам не все по зубам, — отозвался Генри. — Это дело рискованное. Честно говоря, мне не очень хотелось бы иметь неприятности от Короля, — он умеет мстить.

— Но зато какое богатство! Клянусь матушкой: если бы ты видел, какое там, в этом замке, богатство, — ты не задумывался бы. Мы должны отомстить и ограбить этот замок.

— Замок? — отозвался Генри. — Но ведь их там больше пятисот человек! А нас — два десятка еле-еле.

— В одной его комнате золота и драгоценностей… сколько угодно! К тому же, вы идете со мной, — я не раз бывал там и знаю, какими дорогами вести туда вас.

— Ты рассуждаешь, как подобает мужчине, Гарви, — сказал хозяин. — Но нужно будет действовать осторожно. С ним одним мы, может быть, справимся, но если их будет больше, нам придется туго. Поэтому постараемся работать быстро. И ты должен провести нас так, чтобы никто не заметил.

— Не волнуйся, ведь недаром я просидел там целых два месяца.

Через несколько минут в “таверну” вошел еще один бражник и объявил громовым голосом:

— Полночь.

Это слово произвело такое же действие, как сигнал во время штурма; все, кто находился там, повалили из дома.

Луна была закрыта облаком. Деревушка Фризмон потонула во мраке.

— Всем молчать, когда будем подходить к замку. Впрочем, у вас еще есть время протрезвиться, — услышал Фред.

И процессия из двадцати человек двинулась по направлению к Замку Любви.

Читатель, наверное, узнал уже знакомого нам бывшего полицейского Гарви Бартли, который, как вам известно, сначала грозился разоблачить Лолиану, а затем пытался убить Короля. Нам известно также, что за это он был наказан плетью. Ко всему сказанному нам остается только добавить, что после отъезда Лолианы ему случайно удалось сбежать из замка и что, по известным причинам, никто не собирался его разыскивать и возвращать назад. Он прямиком направился в ближайшую деревню — во Фризмон, который находился почти рядом. Там он, подобно Фреду, успел познакомиться с шальной компанией Генри Кальта. Это было поразительное совпадение: полицейский, который получил от Лолианы плату за свое излишнее внеслужебное рвение, и муж Лолианы встретились в одном доме и даже в какой-то степени подружились (как дружили, зачастую даже не зная имен друг друга, все собутыльники и партнеры по карточной игре). Однажды Гарви предложил ограбить замок Короля и убить его хозяина. Как встретили это предложение Кальт и его дружки, мы уже рассказали вам.

Действительно: хоть плана никакого не было, бандиты намеревались тайным путем проникнуть в замок, попасть в комнату Короля и после убийства ограбить ее. А затем так же бесшумно скрыться — ведь встреча с многочисленной армией Джоуда не сулила двадцати дружкам ничего приятного.

Итак, в эту ночь должна была завершиться борьба между двумя людьми, должна была решиться чья-то судьба — либо судьба Короля Джоуда, либо судьба пьяной компании, потому что такие случаи, как известно, не бывают без последствий.

В эту ночь Королю не спалось. Он только что обошел в последний раз замок — это, конечно, вовсе не входило в его обязанности, но он словно в каком-то бреду бродил по темным коридорам и комнатам. Все, кроме “ночных постовых”, спали; лишь только в одной комнате уже которую ночь горел свет. То была комната Короля.

Постояв некоторое время у окна в своей спальне, Джоуд, наконец, взобрался на вышку верхней башни старинного замка и там, поставив на крышу потайной, наглухо закрытый фонарь, чтобы его не мог заметить никто из “постовых”, принялся глядеть на окружающие его замок леса, расположенные вдалеке поля, домишки. Ночь была очень темная. Замок почти не освещался, лишь только во дворе, совсем недалеко от места, где находились постовые, горел фонарь. Во всех деревушках, окружавших замок, Король не увидел света.

Окидывая взглядом туманный ночной горизонт, Король ощущал в душе невыразимую тоску и печаль. Нельзя сказать, что она была необъяснима, — он знал, отчего болит его душа. Он любил, он страдал. Он, гордый, смелый и мужественный, он, человек непоколебимой воли, который мог презирать удары судьбы и хладнокровно смотреть хоть на падение мира, который мог переносить любую боль, любую пытку спокойно, не произнеся ни звука, — не устоял перед воспоминаниями, перед душевными слезами, перед щедростью судьбы, одарившей его великим чувством — любовью. Его рана была глубокой; с самой минуты расставания он знал — для него, настоящего героя, будет необычайным подвигом сделать то, что делал он, — оторвать от сердца образ самого дорогого человека, заставить себя повиноваться, заставить себя не делать никаких попыток разыскать ее, помочь ей, вновь увидеть ее. И эта сердечная рана с каждым днем становилась все глубже и глубже, он изменялся прямо на глазах. Кино, верный друг, главный помощник, единственный человек, полностью понимавший страдания и муки своего Короля, своего друга, — пытался утешить его, пытался помочь ему; но ежедневно все его старания, все его утешительные слова разбивались о суровый, отчаянный взгляд Джоуда. Король чувствовал, что с той женщиной, уехавшей из замка, он потерял себя, он потерял главную свою половину, и теперь эта пустота постоянно преследовала его. В его спокойном, всегда таком уверенном, дерзком взгляде сквозила теперь глубокая тоска души. Он любил, но не мог быть рядом с любимой; он страдал, но не мог поведать ей о своих страданиях.

Пристально всматриваясь в строения вокруг, он вдруг заметил, что очертания заднего двора (там, где было очень темно) имеют несколько необычный вид; там чувствовалось какое-то движение; линия берега, черневшая над белизной воды застывшего пруда, не была прямой и неподвижной, как обычно, но в определенном месте колыхалось, подобно речной зыби или головам движущейся толпы.

Это показалось ему странным. Он удвоил внимание. Казалось, движение шло в сторону его замка. Некоторое время движение это проходило по берегу, затем постепенно оно словно бы прекратилось, и линия песчаного берега снова стала прямой и неподвижной.