Юлия Камилова - Ветер далеких скал

Ловко надев белые перчатки, Семён аккуратно повернул голову, рассматривая малейшие гематомы, которые должны были быть в следствии пусть и посмертного, но вмешательства в организм. Однако судмедэксперт не обнаружил ни царапинки, ни трещинки. Все выглядело слишком безукоризненно чисто. Даже глазных нервов не осталось.

– Это весьма необычно. В отчете сказано лишь про отсутствие глазных яблок, но без уточнений. Какой дилетант заполнял форму? – раздражено спросил мужчина скорее у стен морга, чем у самого Конрада. – Здесь, здесь и здесь грубые упущения важной информации, – он тыкал в документ, и казалось, что он одним только взглядом был готов немедленно сжечь бумагу.

Иверсен предпочел отойти чуть в сторону и не мешать завершать экспертизу, так ленно выполненную неопытным сотрудником. Экланну был довольно щепетилен в вопросах своей работы и особенно заключений, которые судмедэксперты давали по итогу всех процедур.

Его повышенная ответственность порой напрягала начальство, но никто не смел жаловаться. Ведь никому не нравилось тратить время на переделывание работы, а после Семёна это никогда не грозило. Однако он был вынужден постоянно сталкиваться с новичками, торопившимися все сделать в один миг и по неопытности пропускающими такие важные мелочи как сейчас с Орловым.

– Я этому Труханову завтра все фаланги переломаю, – пообещал мужчина и, сделав последние заметки по делу на отдельном листе, расслабленно выдохнул. – Я, конечно, все понимаю: тело привезли к концу рабочего дня, давление от начальства, на которое в свою очередь давит СМИ… однако за такую безалаберность в работе, – он многозначительно провел большим пальцем по шее, – нужно наказывать.

– Не хотел бы я с тобой работать.

Конрад обошел друга, пока тот закрывал холодильную камеру, и заглянул в пометки по делу. Понять профессиональную лексику судмедэксперта оказалось выше его сил, а потому он скоро обратился к нему за помощью. Тот лишь ограничился парой комментариев, а затем предложил:

– Давай мы покинем эту часть и вернемся в чистую зону. Разговор непростой, да и по времени мне уже положен мой законный ночной перекус. Мозговая активность требует подпитки.

Сдаваясь, Иверсен поднял руки и проследовал за Экланном, настроение которого считывалось с трудом. Мысли мелькали разные, но ни одна из них не была оптимистичной. Конрад прекрасно осознавал, что последствия смерти Орлова куда обширнее, чем просто материал для журналистов на недели две.

– А теперь рассказывай про ученого все, что тебе известно, – безотлагательно приступил к сути Семён, взглянув на часы.

До рассвета оставалось часа два, а до прихода Труханова на рабочее место – три с половиной. Мешкать было нельзя, и Иверсен уложил весь свой рассказ ровно в то время, которое понадобилось судмедэксперту на перекус.

– Что скажешь?

– Ты прав. Орлов явно нашел способ перемещаться в параллельных мирах, но не успел поделиться этим с ученым миром.

– Его убрали с шахматной доски, и это явно не свои…

Конрад сложил ладони в замок и уперся в них подбородком. Его взгляд блуждал по стене, увешанной картинами с морскими лейтмотивами, а разум складывал все звенья цепи в одну. Не хватало лишь одного элемента.

– Твоим размышлениям станет легче, если я скажу, что глаза Александра Александровича высосали?

– Определенно! Тогда все, совершенно все, становится на свои законные места, – вскочив с места, Иверсен принялся мерить комнату широкими шагами, спрятав руки в карманы домашних штанов. Пальто грозилось слететь с плеч, но мужчину это казалось вовсе не беспокоило. Семён же молча наблюдал за каждой микроэмоцией на его лице и ровным дыханием, несмотря на быстрый шаг. – Это значит лишь одно: код Ё.

– Я бы воскликнул: «Ёмае», – да только это не отразит всю ситуацию корректно. Здесь требуется словцо покрепче.

– Согласен, – хмыкнул Конрад и замер на одном месте. – Вот здесь мне и нужна твоя помощь, – заметив озорную улыбку, он поторопился исправиться: – И я не ругательства имею в виду, а помощь с включением общего сигнала.

Экланн покинул свое место и ободряюще хлопнул Иверсена по плечу.

– Ты обратился по адресу, дружище. Ты же знаешь. – Он протянул связку ключей и, вложив их в ладонь, крепко сжал пальцы. – Поезжай ко мне. Где устройство, ты знаешь. Подготовь его.

– А твои…

– А мои на неделю уехали к «бабушке с дедушкой». Вернутся завтра. Ты только Олли покорми, а то он, наверно, и вовсе забыл, кто ты такой. Так часто ты у нас бываешь в последнее время.

– Не тебе говорить мне о загруженности, Сёма, – бросил небольшой камень в огород друга Иверсен, на что тот лишь развел руками. – Не волнуйся. Договорюсь я уже как-нибудь с твоей собакой.

Судмедэксперт вернулся к столу и, достав чистые листы бумаги, принялся быстро и размашисто писать. Конрад уже направился на выход, как услышал брошенные напоследок фразы, про которые, видимо, Экланн чуть не забыл:

– Я закончу смену, и мы вместе включим сигнал. А свою часть отчета я сам напишу, думаю, успею, – взглянув на настенные часы и мысленно подсчитав, он уверенно добавил: – Да, успею.

Кивнув, Иверсен вышел за дверь и поспешил по длинным пустынным коридорам бюро судебно-медицинской экпертизы, находившегося при главной больнице города. Он почти выбрался из лабиринта отделений, оставалось преодолеть один лестничный пролет и несколько поворотов, как он столкнулся лицом к лицу с Лёвушевой.

– Доброе почти утро, – отсалютовал он, проходя мимо женщины.

Тихий, но звучный голос вынудил его замедлить ход. Мгновение – Конрада потянули назад за висевший рукав пальто, а затем проследовал настойчивый вопрос:

– Что вы здесь делаете?

– Иду на выход, а до этого момента я навещал друга. Того самого, кто так любезно выдал вам мое местоположение, – молниеносно ответил мужчина, не сомневаясь. Он неспешно повернулся и, чуть склонив голову, принялся без стеснения рассматривать женщину.

– Часы посещения давно окончены, – не сдавалась она, не выпуская темно-коричневую ткань из рук. – Что вы здесь делаете, профессор Иверсен?

– Нарушаю правила? – Уголки губ чуть дернулись вверх на долю секунды и вернулись к исходному состоянию. – Разве нельзя закрыть глаза на ма-а-аленькое нарушение правил ради крепкой дружбы? Полина Ильинична, сжальтесь надо мной и не ведите за ручку к главврачу. Я обещаю больше не нарушать.

Бровь Лёвушевой скептично изогнулась, и Конрад поспешил добавить:

– Хорошо. Я могу немного рассказать о вашем шифре, но если вам неинтересно…

– Интересно. Говорите, – сухо произнесла она, подняв голову.

Все тот же низкий хвост, что был днем, лишь тонкие прядки выбились из него, аккуратно обрамляя круглое лицо с ярко выраженными скулами. Россыпь еле заметных веснушек на щеках придавала легкую несерьезность, резко контрастировавшую с суровыми льдисто-серыми глазами. Полные губы были сейчас плотно сжаты, храня напряженное молчание.