Виталий Смирнов - Воевал под Сталинградом

Его название «Мой Сталинград» еще до начала публикации произведения вызвало предположение читателей, что автор книги ностальгирует по Сталину и хочет реабилитировать его личность. Отвечая на эти ортодоксальные прогнозы, в уже упомянутой беседе Михаил Алексеев заметил: «Ничего похожего на мой замысел такое толкование не имеет. Мой Сталинград – это то, как величайшее сражение, вошедшее в историю под именем Сталинградской битвы, отразилось в моей отдельно взятой судьбе и в судьбах многих тысяч других участников этой битвы, которые с тем же правом могут сказать «Мой Сталинград». Так уж случилось, что со словом «Сталинград» человечество связывает начало крушения гитлеровского фашизма, а стало быть, и свое спасение от коричневой чумы. Не ностальгией же по Сталину объяснять тот факт, что многие улицы и площади даже в капиталистических странах (Англии и Франции, например) носят название Сталинградских?»

Работу над романом тормозили и причины эстетического порядка. Писателю не хотелось воспроизводить только «внешнюю» сторону битвы на Волге, хотелось докопаться до философских глубин, связанных с осмыслением политических, экономических, психологических предпосылок сталинградской победы. В интервью корреспонденту «Литературной газеты» А. Верещагиной (1979) М.Алексеев обратил внимание на «масштабность» и «сложность» этой проблемы, заставляющей «прослаивать» процесс создания романа книгами об истории страны: «Все мои военные произведения – подступы к этой теме. Помните мой роман «Солдаты»? В ходе работы над ним я понял, что Сталинградская битва – это тот момент нашей истории, когда дух народа подвергся особенно суровому испытанию на прочность и стойкость. Но ведь к этому моменту нас готовили все годы Советской власти. А между тем эти годы были очень нелегкими. И надо показать, как зрела в нашем народе огромная душевная сила, та сила, которая помогла победить в этой тяжелой войне.

Поэтому, может быть, раньше появится не «Сталинград», хотя частично он написан, а роман, в котором я попытаюсь нарисовать картину жизни нашего общества с двадцатых годов до начала войны» [19] Алексеев М. Меж дней бегущих. М., 1986. С. 347–348. .

В беседе же с корреспондентом газеты «Советская культура» С. Гучаевым (1979) М. Алексеев еще более обстоятельно остановился на этом вопросе, связав его с перспективами развития советского «военного романа». «Мне кажется, – сказал тогда писатель, – что следующим этапом должен стать психологический разрез войны. Девятого мая 1945 года можно было определить победителя только в чисто военном смысле. А в социально-политическом, экономическом, психологическом, нравственном – победителя можно определить только спустя десять лет. Им становится не тот, кто раньше восстановит города, предприятия, а тот, кто раньше залечит душевные раны, нанесенные войной, кто раньше соединит разорванные человеческие связи. И в этом смысле мы, конечно, оказались победителями. Это можно спустя столько лет со дня Победы говорить твердо.

Сейчас я, например, жду романа – народной эпопеи. Где он, победитель, созревал, когда же? Мне кажется, что нужен «синтетический» военный роман, который должен начинаться раньше войны, может быть, за десятки лет.

Вероятно, поэтому и я задержался со сталинградским романом. Когда я сосредоточился только на военной стороне этой битвы, ограниченной сорок вторым – сорок третьим годом, то почувствовал, что мне этого мало, потому что герои-то пришли под сталинградские стены каждый со своей судьбой. Как они выдержали натиск и в конце концов победили? Значит, надо исследовать вот это накопление в душе советского человека огромного потенциала сопротивляемости жестокостям войны. А если мы будем только писать о том, как Сталин курил трубку, как он расхаживал по своему кабинету в мягких сапогах, изредка бросая реплики, или как Жуков строгость свою проявлял, – этого уже очень недостаточно.

Надо писать правду, хотя у правды много оттенков» [20] Алексеев М. Меж дней бегущих. С. 340–341. .

Здесь, в сущности, развивается то, о чем писатель говорил в конце 60-х годов в беседе с А. Елкиным, определяя замысел сталинградского романа: «Большой роман «Сталинград»…шел от жизни, от наблюдений над жизнью не только военного, но и послевоенного поколения людей. Мне не давала покоя такая мысль: каких бы людей, старых, молодых, совсем юных, я ни касался, нельзя было не заметить очень серьезного обстоятельства: война до сих пор сегодня «продолжается» в человеческих судьбах, оказывает неотвратимое влияние на них.

И я задумался над вопросом: что значит выиграть войну? Победить на поле сражения? Нет, этого мало, и такое еще не будет означать победы в решающем значении этого слова.

Общество выигрывает войну лишь тогда, когда оно сможет залечить и духовные раны, восстановить разрушенные человеческие связи и экономически, и социально, и нравственно доказать не только жизнеспособность, но и превосходство своих идей, системы моральных, нравственных принципов».

Убедившись в том, то «мы победили», осмыслив в романах «Вишневый омут», «Карюха», «Драчуны» повести «Хлеб – имя существительное» социально-политические и нравственные истоки характера народа, ковавшего Победу, писатель смог сесть за «Мой Сталинград»! [21] В подготовительный период, по признанию писателя, он «прочитал все о Сталинградском сражении, перекопал горы документов, просмотрел тысячи писем советских и немецких солдат, найденных под развалинами домов. С другой стороны, убежден, что писатель должен знать по меньшей мере в пять раз больше того, что собирается положить на бумагу» . Борзунов С Михаил Алексеев. С. 42.

Конечно, события двух последних десятилетий внесли коррективы в столь оптимистический и, возможно, преждевременный итог (но кто может прогнозировать будущее!), к которому пришел писатель. Он был сыном своего времени. Он связывал победу в войне с торжеством ленинских идей. И, задумывая роман о Сталинграде, признавался: «Война жестоко коснулась не только тех, кто непосредственно в любой форме принимал в ней участие. Война целилась во многие будущие поколения, пришедшие в мир и приходящие уже после 1945 года. Целилась, испытывая на прочность, миропонимание, на стойкость, на мужество, на верность идеалам революции, на нравственную высоту людей.

И мы победили! Победили в самом большом смысле этого слова. Нас окружает теперь целый мир социализма. Это прежде всего победа ленинских идей».

Было и прошло… И кто знает, какой трагедией стала для бывшего политрука новая реальность, которая одним махом смела со стола концепцию зарождавшегося произведения. Можно догадываться, что именно она, новая реальность, надолго затормозила работу над романом, внеся – в этом трудно усомниться! – существенные изменения в сам писательский метод.