Ирина Шехонина - Творчество Т.Н.Хренникова: Исследование

Видное место в «Белой ночи» занимают типично гротесковые сцены, посвященные обличению обветшалого, разваливающегося царского строя. Наиболее эффектные из них посвящены Распутину. В его музыкальной обрисовке особенно важны дуэт с императрицей в 5-й картине и куплеты в 7-й. В дуэте характеристика Распутина прочерчена четко и ясно, — но еще не обретает исчерпывающей полноты. Доминирует здесь одна черта — бурный, страстный, неуемный темперамент. Любопытно, что благодаря такому приему образ императрицы Александры Федоровны начинает светить «отраженным светом» Распутина. Возникает достаточно определенный намек на их взаимоотношения, но без натуралистически-грубого педалирования этого. Царица (в полном соответствии с исторической правдой!) как бы теряет волю в присутствии этого наглого мужика. В партии Распутина в дуэте появляются специфические, свойственные для его музыкального облика хроматические извилистые ходы в ре мажоре, подчеркнутые параллельными трезвучиями.

Кульминация образа Распутина — его куплеты в 7-й картине «Все думают, что я расстрига и монах!». Теперь он раскрывается во «всей своей красе» — наглый, циничный развратник, корыстолюбец и политический авантюрист, грубый мошенник, циник, превративший мужскую силу свою в орудие достижения высшей власти в империи. Поток музыки развертывается здесь, как туго скрученная пружина. Поначалу внешне спокойный, он становится все более бурным. Кульминация первой его волны приходится на фразу «Царица здесь, давай царицу!». Еще большей экспрессией отличается припев «Я со всеми грешу» со специфическими хроматическими «ползучими» триолями на форте, когда после четырехкратного настойчивого повторения одних и тех же интонаций в пятый раз они изменяются, и мощно звучит основная кульминация на фортиссимо с замедлением и ферматой, с модуляцией в ре мажор, который как бы напоминает об основной тональности дуэта с императрицей.

Гротеск в обрисовке Распутина становится здесь своего рода публицистическим памфлетом, политической сатирой, обличающей распутность императрицы и ее приближенных.

Сатирическая обрисовка Николая II носит несколько иной характер. В ней больше тонкой насмешки, изящной иронии. Галантным, ласковым, изнеженным любителем красивых женщин предстает перед нами царь в сцене с Долли Ланской. Впечатляет в этом эпизоде хор придворных «Его величество так милостив, так нежен, в своих щедротах так широк и так безбрежен». В нем дан остроумный намек на женственность, мягкость и безволие Николая II («ведь царь для нас родной отец и мать! И мать!»). Хор поет тихо, мягко, на повторяющихся нотах, суммирование коротких, четко разделенных мелодических фраз, классический каданс с тоническим квартсекстаккордом после торжественно-комически звучащих VI и II низких ступеней производят яркий музыкально-сатирический эффект.

Однако характеристика Николая II на этом не кончается. Ее дополняет образ мещанина Пропотеева, внешне необычайно похожего на царя. Появляется своего рода двойник императора. Двойник этот — забитый, жалкий, покорный, глупый, начисто лишенный воли обыватель. Невольно возникает параллель уже не столько внешнего, но и внутреннего сходства персонажей, тем более что в сцене купанья жандармы принимают раздетого царя за Пропотеева и начинают «отечески наставлять» его в соответствии с установившимися традициями. Ничтожество «помазанника божьего» перекликается с внутренней опустошенностью мещанина-алкоголика. В куплетах из 3-й картины «Ты хочешь знать, с чего я пьяненький» Пропотеев излагает свое жизненное кредо: беспробудное пьянство помогает преодолеть ему трусость и почувствовать себя важной персоной. Короткие декламационные интонации начала куплетов пародируют специфичную «разорванную речь» пьяного. Затем речь эта становится опять-таки по-пьяному упрямо уверенной. Композитор добивается этого эффекта остроумным применением структуры суммирования. Сначала мелодические ячейки располагаются в последовательности 1/ 2, 1/ 2, 1, 2 такта, затем — 1, 1, 2 такта, акцентируя заключительную фразу каждого куплета: «тогда хожу, как важный гусь» и «а сам себе я бог и царь». А вот еще один пример тщательной шлифовки Т. Н. Хренниковым всех деталей музыкального текста. Когда Пропотеев произносит слова «В момент меняется походочка и поворотик головы», происходит сдвиг в новую тональность — ми-бемоль мажор, что не только разнообразит куплетные повторения, но и создает в данном контексте юмористическую «возвышенную торжественность» звучания музыки. Острого сарказма полна сцена Пропотеева с жандармами. «За сменой власти я не поспеваю». Насмешка над подобострастным обожанием монарха доходит здесь до апогея благодаря участию в ансамбле Пропотеева — карикатурного двойника царя.

Великолепно найденный прием параллелизма, казалось бы, внешне полярно противоположных действующих лиц! Антитеза Николай II — Пропотеев являет собой в то же время полное тождество обоих компонентов данной драматургической пары. Царь оказывается лишь внешне контрастным мещанину-пропойце. Последний представитель «дома Романовых» развенчивается полностью. Гибель прогнившего насквозь царизма становится неизбежной.

Подобная музыкально-политическая сатира избрана и для обрисовки Керенского. Образ его «решается также в утрированно шаржированном плане. Кокетливо красующийся в 1-й картине, любующийся собой пустой фразер, любимец светских женщин, стремящийся во чтобы то ни стало произвести эффектное, неотразимое впечатление, он разоблачается в 10-й картине язвительно-хлестким карикатурным маршем. Формально марш этот — музыкальный образ сомнительного поведения девиц из женского батальона, охраняющих спокойствие «верховного главнокомандующего». Но, как и в случае с антитезой Николай II — Пропотеев, здесь возникает параллель Керенский — и его «женская гвардия». Пикантный, броский, но откровенно гротесковый марш этот с шутовскими визгливыми выкриками флейты в высоком регистре, с нарочито фальшивой тоникой соль мажора с тритоном вносит черты фарса в эту трагикомическую сцену. Женская охрана Керенского развенчивает незадачливого премьера Временного правительства с не меньшей силой, чем «зеркальный двойник» царя Николая II — Пропотеев.

Шарж, гротеск, карикатура — основной прием в обрисовке окружения царя. Пресловутая Анна Вырубова, Фрейлина императрицы, получила гротесковый кек-уок, Пуришкевич и великий князь Дмитрий Павлович — откровенно фривольные куплеты «Жила одна маркиза». Меткие иронические характеристики найдены Т. Н. Хренниковым даже в таких явно фоновых номерах, как романс офицера «Бегут весенние ручьи» или в сцене и хоре игроков «Крутится, крутится, крутится шарик!»