Арест Ант - Как стать контрабандистом

– Засунь себе свои irrefutable proofs в зад, но чтоб упёрлось в глотку, – вежливо сообщил я ему на смеси двух языков, – Э-э-э… так в России оценивают неподтверждённые обвинения. Означает что-то вроде don't count your chicken before they are hatched (цыплят по осени считают).

Василёк насупился и замолчал.

– А кто вообще убирает камеры? – спохватился я.

– Есть специальная фирма, у которой заключён контракт с тюрьмой.

– А где они? Я здесь уже больше трёх недель, но ни разу никого не видел.

– Я спрошу у охраны.

– Буду очень благодарен, – я поддёрнул джинсы и решительно заявил, – Я готов. В Мустолу едем?

– Да.

Значит, опять меня повезут в змеиное гнездо восточных финских таможенников.

Подъём на второй этаж таможни дался мне неожиданно тяжело. Что-то меня стало штормить. Приходилось крепко цепляться за перила, дабы не сверзиться. Да и сиплое дыхание не придавало уверенности за своё здоровье. Надо поменьше курить и тщательнее подбирать доступное топливо для организма. А то точно допросы скоро будут в камере проводить, а в задницу шланг загонят для принудительной подкормки. Из человеколюбия. Вот это будет действительно номер.

В допросной всё было по-прежнему. И даже лица чухонской национальности, только эти вроде пока не совсем знакомые.

– Добрый день. Кто сегодня моим переводчиком служит? – спросил я громко.

Кивала промолчал, но откликнулось пухлое коротко стриженое существо в бесформенной одежде, которое при близком рассмотрении больше тянуло на раскормленного мужика, чем на представителя прекрасного пола:

– Я буду вам сегодня делать… допрос следователя.

– Э-э… что вы мне будете сегодня делать? Ах, вы тоже из таможни? – догадавшись, уже почти утвердительно спросил я. – Наклонности неистребимы?

– Да, я заниматься грузами, но меня сегодня… позвонили.

– Этот следозвон? Он такой… ему бы только людей от работы… вызванивать.

После мучительных раздумий я решил, что это всё-таки дама неопределённого, но явно допенсионного возраста. Вроде вон и остатки маникюра проглядывают на руках, покрытых тёмными мозолями. Хотя может оно свои ручищи просто совало куда не следует. Вот и отметилось. Видно так нравится… любимое дело делать.

Василёк утонул в компьютере и сосредоточенно почёсывал кончик носа. Кивала что-то быстро писал, изредка заглядывая в разложенные бумажки. Просто рабочая обстановка, а не допрос. Хорошо, что уже офисная мелочь под ногами не путается. Видно мои посещения становятся routine или, если уж более приземлённо, то fall into a rut. Сплошная рутина.

А дальше начался тихий кошмар. Переводческие таланты существа превзошли все мои первичные опасения. Это было невероятно, но оно, с самого начала запутавшись в дебрях русских слов, склонений и спряжений, перешло на употребление одних только глаголов настоящего времени, оставляя мне додумывать остальное 97.

Но ни в какие ворота это не лезет. Сначала я честно пытался уловить хоть какой-то смысл, потом стал отделываться неопределённым мычанием. И нормально так пошло.

Сегодняшний допрос был посвящён разбору и подтверждению достоверности всех имеющихся документов, сопровождавших первые три поставки сэндвич-панелей. Всё это можно было сделать за четверть часа, если документы разложить по порядку, а не выискивать их в бесформенной куче. Занятие со всех сторон бесполезное и утомительное.

– Может, сделаем перерыв? – напрямую спросил я Василька часа через полтора, – Потом продолжим и дальше впустую тратить наше время (waste our time).

Он, как мне показалось, также облегчённо вздохнул и быстро собрался. Мы устроились на открытой площадке пожарной лестницы. Я не выдержал и спросил:

– А зачем это всё надо?

– Это часть расследования.

– А почему было не разобрать документы заранее?

– А кто этим будет заниматься? – резонно заявил Василёк, – У меня полно своих дел. А наш технический отдел просто распечатал все документы из вашего компьютера и передал нам.

– Зачем?

– Такая процедура. А вдруг вы в компьютере храните скрытые или секретные файлы?

Я булькнул и заинтересованно спросил:

– Так значит скрытые или секретные файлы они бы точно распечатали?

– Конечно, – тон не оставлял никаких сомнений в его серьёзности.

– Понимаю, – я уже еле сдерживался, – Ваши extraordinary advanced users (ужас как продвинутые пользователи) видно далеко зашли. Завидую. В России про таких говорят… лёгкость в мыслях необыкновенная.. . даже не знаю, как перевести. Ушлые ребята и, наверно, большую зарплату за это получают?

Василёк помолчал и выдал странный аргумент:

– Да, они большие деньги получают. Поэтому у нас нет коррупции.

Теперь надолго замолчал уже я, переваривая эту последнюю сентенцию и пытаясь увязать её с ранее сказанным.

– Скучно тут у вас. Нет коррупции, одна сплошная демократия и порядок, – я вздохнул и добавил по-русски, – Уеду я от вас, противные.

– Да-да, – оживился Василёк, – Демократия у нас с 1906 года. Одна из старейших в Европе.

– Это и заметно, – я натужно пытался вспомнить, как наиболее вежливо звучит слово дряхлый, но кроме клячи (decrepit horse) ничего в гудящую голову не лезло. Зато вспомнился фильм про американский танцевальный марафон «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» 98. Но Василька этим не убедишь. Да и не похож он на любителя старого кино, как впрочем и я на пропагандиста-проповедника.

– Да, у нас настоящая демократия, – голос Василька стал хрустальным от переполнявших его чувств, – Это великое достижение нашего народа.

– Молодцы, поздравляю. Особо если учесть, что вы совершенно бескровно получили свою демократию ещё в составе царской России. И создали нормальное такое полицейское государство.

– Царь тогда испугался. Он знал, что мы истребим всю вашу красную армию… – безапелляционно отпарировал этот знаток родной истории, – … флот, КГБ, полицию…

– … and dictatorial Cosmic Forces (и диктаторские Космические Силы), – в тон ему невинно продолжил я.

– Да, – запальчиво продолжил он, – Всех… оккупантов нашей земли.

– Это интересно услышать. Особенно от человека с кровью чуди или вепсов, которые пришли сюда чуть ли не с самых Уральских гор.

– Каких гор?

– Ural Mountains.

– У нас таких гор нет… mina olen suomolainen (я финн)!!!

Ну, финн, так финн. Но не надо по этому поводу так громко взвизгивать. Я вздохнул, но весь мой порыв уже прошёл. Не потому что убедил, а потому что опять иссяк.

– Тогда лучше вернёмся к коррупции.

– У нас её нет.

– А вот в Советском Союзе говорили, что у нас секса нет.

– Как это нет?

– Конечно, есть… то есть был… и весьма регулярный… на каждом углу. Но вот тогда именно так говорили. Любовь есть, а секса нет. По-русски это звучит так: «У кого что болит, тот о том и говорит».