Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Другого, так другого... Пускай, лишь бы тебя не обижала, — он вовсе не хотел спрашивать, кого же любит Юли, но понимал, что такое равнодушие гораздо быстрей и основательней насторожит Любу, чем любой вопрос, пришлось спрашивать, — а кого?

— Да тебя она любит! — вскрикнула Люба и всхлипнула. — И не по-матерински вовсе, нечего мне врать! — она оторвалась от него и села прямо, щеки ее блестели от слез.

Дмитрий был уже начеку, предполагая что-то подобное, потому нашелся сразу, и это спасло все дело:

— Ань, да ты вспомни, сколько ей лет! Какое тут может быть?.. Но если даже и так?.. Ну и что же?!

— Да так, так, — Люба смотрела в стену, — ее-то я уж поняла... Дай Бог, чтобы ты не потянулся, она хоть и старая, а вот какая красавица...

Спросил бы кто сейчас Дмитрия, что выбрать: продолжать этот разговор или пытка огнем, он бы, не дав договорить, опрометью кинулся в огонь!

— Да как тебе в голову такое, Люба! — Дмитрий сел, придвинул глаза к ее глазам, встряхнул за плечи.

— Хм... — она пожимает плечиком под его рукой, — ты к ней с лаской всегда, то в щечку поцелуешь, то скажешь что-нибудь, отчего у нее лицо дикое делается. Смотришь вслед ей...

«Скверно! Вслед-то зачем пялишься?! Так тебе мало? Ух, козззел!»

— Люба! — он хочет, чтобы она перестала смотреть сквозь него, очнулась, встряхивает ее опять, — Ты вспомни, чем я ей обязан! Она меня «оттуда» вытащила!

— Вот-вот...

— Да ты вспомни, сколько ей лет! — почти кричит Дмитрий.

С Любы, кажется, спадает наконец наваждение, глаза ее упираются в Дмитриевы глаза:

— Да, лет... Да ведь если б ты ее... Тогда бы ты так меня не любил. Так ведь?

— Ну конечно, маленькая моя!

— Я бы уж почувствовала... — она проводит рукой по его щеке, — ох, Митя, не знаю, что со мной. Это от страха за тебя, наверное. Какие только дикости ни лезут в тыкву эту глупую... Скорей бы уж ты возвращался.

У Дмитрия такая гора поехала с плеч, что он в мыслях вознес горячую хвалу Господу, а в свой адрес подумал немного иное: «М...к! Долбо...! Идиот! Кто тебя надоумил затевать этот разговор?! Не иначе как бес! Впредь тебе, раздолбаю, наука!»

— Любань, не думай об этом. Я что сказать-то хотел: по женской линии у тебя подспорье сильное, а вот по мужской... Монаха-то я заберу. А тут на чехов бы поднажать. Чтоб пили поменьше, работали побольше. С заготовкой дерева чтобы перебоя не было, ведь много очень народу уйдет. Ты этому главное внимание удели. Только вот кто тебе поможет?..

— О-о! У меня помощник теперь — лучше монаха!

— Ну?! Кто ж это?! — Дмитрий уже догадался и несказанно рад, что разговор (да еще так!) окончательно отвернул от Юли.

— Иоганн. Ваня...

— Ваня? Что он может в хозяйстве понимать, чем тебе помочь?

— Э-э! Знаешь, какой он дотошный, обстоятельный! Как собачонка за мной ходит. Все выспрашивает, а когда ему объяснишь, сравнивать начинает, как это у немцев делается, и выходит, что у немцев лучше. Удобней, легче. Представляешь? Я уже кое-что переделала по его совету, — и Люба вдруг пригорюнивается. — Господи, Митя, как мне его жалко! Какую муку человек принял, а его даже не вспомнили...

— Вспомнили, да не те... А ведь он в тебя влюблен.

— Да ну тебя! — Люба смущается.

— Нет, я же вижу!

— Ну и что?

— Нет-нет, ничего, конечно, только ты бы с ним построже... — и Дмитрий мысленно вновь хлещет себя по мордам: «Кретин! Опять бес тянет, опять ведь сейчас на Юли съедем!»

— Господи! Как же с ним построже? Сколько он в жизни своей добра-то видел? Капельку хоть видел? Он тут расцвел прямо, а мы его — построже...

— Ну-ну, как знаешь. Кстати! Ведь мать-то его в Новогрудке. Теперь, я думаю, можно.

— Что?

— Ты и займись. Устрой, чтобы мать его сюда, к нему переехала, и сделаешь человеку такое, больше чего он и желать не смеет.

— Правда?!

— Правда. Он умирать не захотел, мать не повидав, — выжил. Видок у него, правда, был... Я боялся мать напугать. А теперь...

— Теперь, конечно!

— ...теперь иди-ка сюда! Соловья баснями не кормят...

29-го июня сосредоточившиеся в Луцке объединенные волынско-новогрудские полки под командованием Дмитрия Кориатовича выступили на юг. Любарт оставался во Владимире и должен был присоединиться к войску позже. При последней встречи с Дмитрием, он напутствовал его так:

— Иди спокойно. Распоряжайся сам, на меня не оглядывайся. Я приду вместе с Олгердом, не раньше. По пути с ним потолкую, там видно будет.

— Что ты хочешь ему растолковать?

— Чтобы оставил командовать тебя.

— Дядя Митя, а все-таки почему ты меня так отличил?

— Э-э-э!! Тебе не все равно?! Если уж невтерпеж знать, скажу. Примета есть! Я, понимаешь, человек суеверный. Вот закончим поход, тогда я тебе все открою. А сейчас успокойся и занимайся войском.

— Ну что ж...

12-го июля войско приблизилось к Киеву и остановилось в 15 поприщах севернее. Ожидали вестей от других отрядов. Гонцами Дмитрий решил справиться у князя Федора насчет припасов и возможностей разместить войска непосредственно в городе.

Гонцы вернулись с вестью, повергшей Дмитрия и его воевод в шок. В Киеве были татары!

— Как?! Как это вообще может быть?! Гонцы пожимали плечами.

— Они что, жгут, грабят? Много их?

— Да нет. Ездят как хозяева, никого не трогают...

— А что князь Федор?

— Ничего не объяснил толком. Напуган, кажется, до смерти.

— Ну а вообще-то что вам сказали?! Ведь рассказали же что-нибудь? Вы-то, гонцы гребаные! Зачем вас посылали?!

— Сказали — баскачий отряд, дань требует.

— А они?

— А они собирают им, что требуют.

— А войска где же? Федора, Кориатовичей, Олгердовичей?!

— Да ушли они как раз. Татар искать. Вдоль Днепра. А эти, видно, с ними как-то разминулись.

Дмитрий таращил глаза и тряс головой: «Расскажи кому — ведь не поверят! Хоть бы ворота закрыл, мудило, да поглядел сначала, что к чему! Ох, Олгерд узнает! Полетят башки!»

— Эй, кто там есть?! Войскам сбор!

— Ночь на дворе, куда уж сегодня сниматься, — подал голос новогрудский Константин, он один случился в княжеском шатре, — лучше завтра пораньше...

— Ладно, черт с ней. Эй там! Отставить сбор! Обойдем осторожненько с запада. И все южные дороги перекрыть! Ни одного не упустить!

Пока, осторожничая, обходили город, потеряли много времени. На южную окраину вышли в полдень. Застава у посада встретила их совершенно спокойно, вообще стояла тишь, да гладь...

Дмитрий оставил все войско в трех верстах южнее, приказав растянуться до самого Днепра, перекрыть все тропы на юг, а к городу подошел с одним бобровским полком.

Стражники спросили без любопытства:

— Вы от Олгердовичей аль от Кориатовичей?

— Да я вроде Кориатович.

— А-а... Вернулись, значит...

— Откуда вернулись? — Дмитрий не понимал. — Мы только что пришли. Стражники чесали затылки, чего-то тоже не понимали. Но Дмитрию было недосуг: