Татьяна Попова - Зарубежная музыка XVIII и начала XIX века

Розина в отчаянии. Стало быть, Линдор — предатель? Сгоряча она дает Бартоло согласие на брак, открывает ему тайну подготовленного побега.

На землю спускается тревожная ночь: ливень, вспышки молний, громовые раскаты. Картина бури с грозой ярко воссоздается в оркестре. Она подчеркивает напряженность драматического действия. В комнату через окно второго этажа проникают Фигаро и Альмавива. Но девушка отвергает того, кого привыкла звать Линдором. Однако недоразумение разъясняется. Розина прощает любимого.

Внезапно появляется дон Базилио; он привел нотариуса, чтобы оформить брак Бартоло и Розины. Фигаро быстро находит выход.

— Вот кстати. Здесь моя племянница, поскорее обвенчайте ее с графом Альмавивой,— говорит он, нацеливая на дона Базилио дуло пистолета. В руке у монаха оказывается блестящий драгоценный перстень. Что ж, цена хорошая. Дон Базилио готов скрепить своей подписью брачный договор Розины с Альмавивой. И когда, наконец, приходит принарядившийся Бартоло, брачная церемония уже окончена.

Тревоги и волнения остались позади. Заключительная сцена полна радостного подъема. Все поздравляют молодую чету. Доволен и Бартоло, ибо граф не требует приданого Розины.

Любопытная деталь: мелодической основой этого веселого финала композитору послужил задорный напев русской народной плясовой «Ах, на что ж бы огород городить, да к чему же бы капусту садить» [13] Та же песня использована и в более ранней кантате Россини «Аврора», посвященной вдове фельдмаршала М. И. Кутузова. .

В соответствии с исконными традициями итальянского музыкального искусства в «Севильском цирюльнике» Россини на первом месте стоит пение, искусство певца. Мелодическая широта, напевность, или, как говорят, кантилена, сочетаются здесь с богатством виртуозной вокальной орнаментики. Партии певцов насыщены узорчатыми украшениями, подвижными пассажами.

При всем этом композитор не злоупотребляет виртуозными техническими приемами (как это нередко бывало в больших итальянских операх XVIII века). Богатство вокальной орнаментики сочетается у Россини с естественной красотой мелодии, близостью ее к итальянской народной песне, к народным танцевальным ритмам, к живым интонациям итальянской бытовой речи. Вот почему мелодии Россини так доступны, так хорошо запоминаются. Каждая из них играет важную роль в создании образа того или иного действующего лица или же той или иной сценической ситуации.

Арии «Севильского цирюльника» — это рельефные и выразительные портретные изображения героев. В своей знаменитой арии Фигаро предстает как веселый и жизнерадостный малый, находчивый, умный и предприимчивый. Его партия — подлинный фейерверк бойкой скороговорки, кипучего плясового ритма вихревой тарантеллы, задорных интонаций и возгласов, характерных для живой итальянской речи. Все эти черты определяют захватывающее эмоциональное воздействие арии Фигаро, ее темпераментную динамичность.

Среди лучших номеров оперы и каватина Розины. Ее прекрасная мелодия живо рисует грациозный девичий облик, шаловливость, лукавство и мягкую женственность. Но в дальнейшем в музыкальной характеристике Розины проступает целая гамма разнообразных чувств, в них проявляется натура гордая и сильная. Эта своенравная девушка из тех, кто сумеет поставить на своем, преодолеть препятствия на пути к счастью [14] Партия Розины написана Россини для низкого женского голоса (контральто), тембр которого воссоздает черты волевой и энергичной натуры. В настоящее время партия Розины чаще исполняется колоратурным сопрано и звучит поэтому выше. .

Меньше индивидуальной характерности в сольных выступлениях Альмавивы, хотя они и не лишены лирической напевности. Его образ — обычный, несколько условный, образ оперного влюбленного.

Меткими и рельефными сатирическими штрихами обрисованы отрицательные герои. Сварливая скороговорка арии доктора Бартоло выявляет желчную злобу этого старого брюзги. Ария о клевете — яркая кульминация партии Дона Базилио, прячущего под черной монашеской сутаной свою жадность и продажность, свою всегдашнюю склонность к интригам.

В каватинах, ариях и канцонеттах (песенках) высказываются чувства, мысли и стремления героев, зачастую они верно обрисовывают не только важнейшие черты характера того или иного героя, но в какой-то мере даже и его внешний облик. Что касается самого оперного действия, то оно сосредоточено главным образом в речитативных сценах и в ансамблях.

Основанные на чутком претворении эмоционально-выразительной итальянской речи, напевные речитативы Россини жизненно правдивы и выразительны. Исполняются они ритмически довольно свободно. Поэтому в моменты звучания речитативов оркестр умолкает. Речитатив поддерживают лишь редкие аккорды клавесина. Отсюда ведет свое происхождение традиционное название «сухие речитативы», хотя как раз ничего «сухого» в россиниевских разговорных репликах нет, они чутко соответствуют живому и яркому звучанию итальянского говора.

Еще более динамично воссоздают развитие оперного действия ансамбли, точнее ансамблевые сцены [15] Именно ансамблевые сцены, а не дуэты и терцеты песенно-лирического склада, выявляющие общность эмоциональных переживаний их участников. , в которых нередко сталкиваются противоположные интересы действующих лиц, вступающих во взаимные пререкания, в горячие споры.

Ансамбль в бытовых комических операх служит средоточием музыкально-драматического действия, его стремительного развития. Музыка выразительно передает неожиданные повороты действия, смены комедийных или драматических ситуаций, разноречивые переживания героев. Пример тому — сцена Розины и Фигаро («Это я? Ах, вот прелестно!»). Не менее характерен и большой финальный ансамбль в конце первого действия, где Альмавива под видом подвыпившего кавалериста появляется в доме Бартоло. На сцене собирается великое множество народа, все кричат и суетятся и никто не может понять: в чем же собственно дело? И все это происходит под насмешливые звуки лихого кавалерийского марша, благодаря чему симфонический оркестр выступает в качестве активного участника ансамбля.

«Севильский цирюльник» Россини богат прекрасными вокальными мелодиями. Наряду с этим в опере велико выразительное значение оркестра — яркого, красочного и в то же время прозрачного, легкого.

Справедливо писал Чайковский, что «Севильский цирюльник» Россини «навсегда останется неподражаемым образцом своего рода. Той непритворной, беззаботной, неудержимо захватывающей веселости, какою брызжет каждая страница «Цирюльника», того блеска и изящества мелодии и ритма, которыми полна эта опера,— нельзя найти ни у кого».