Рения Шпигель - В тени Холокоста. Дневник Рении

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Дорогой Боже, помоги нам. Нам надо заплатить наш взнос до 12 часов завтра. Город в опасности. Но я все еще верую. Моя вера глубока, и молю Тебя. Вы мне поможете, Булуш и Господь.

На следующий день утром! Прошлой ночью приходили орднеры [95] Члены еврейской полиции гетто (Jüdischer Ordnungsdienst). . Дидо еще не все выплатил. Не хватает денег. О! Почему деньги не падают с неба? В конце концов, это же жизни людей. Ужасные времена настали. Мама, ты не представляешь, как ужасно. Но Господь Бог заботится о нас, и, хотя я жутко боюсь, я верю в Него.

Верю, потому что сегодня утром через всю эту тьму пробился яркий луч солнца. Его прислала мама в письме, в виде своей замечательной фотографии. И когда она мне с нее улыбнулась, я подумала, что Господь Бог оберегает нас! Даже в самых темных мгновениях есть что-то, что заставляет нас улыбнуться. Мама, молись за нас. Посылаю тебе множество поцелуев.

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Мой дорогой Дневник, мой хороший, любимый друг! Мы вместе прошли через такие ужасные времена, и теперь для нас настал самый тяжелый миг. Сейчас я могла бы почувствовать страх. Но Тот, кто не оставил нас тогда, поможет нам и сегодня. Он нас спасет, О Исраэль, спаси нас, помоги нам! Ты спасал меня от пуль и бомб, от гранат. Помоги мне выжить, помоги нам! И ты, моя дорогая мама, сегодня молись за нас, молись усердно. Думай о нас, и пусть будут благословенны твои мысли. Мама! Моя дорогая, одна-единственная, наступают такие ужасные времена. Я люблю тебя всем сердцем. Я люблю тебя, мы снова будем вместе. Господи, защити нас всех, и Зигмунта, и бабушку, и дедушку, и Ярошку. Господи, отдаю себя в руки Твои. Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Получилось! Прежде всего, дорогой Дневник, пожалуйста, прости меня за то, что я бродил по твоим страницам, пытаясь продолжить дело человека, которого я не достоин. Позволь тебе рассказать, что Ренушка не получила штамп о разрешении на работу, а оно ей было необходимо, чтобы избежать депортации, так что ей пришлось прятаться. Моим дорогим родителям тоже было отказано в разрешении на работу. Клянусь Богу и истории, что я спасу этих троих, этих самых дорогих для меня людей, даже ценой собственной жизни. Ты мне поможешь, Господи!

Моим родителям повезло добраться до города. Они скрываются на кладбище. Рене пришлось покинуть фабрику. Я должен был найти для нее укрытие любой ценой. Я был в городе до 8 часов. Наконец мне удалось.

«Актион» был предотвращен во второй раз из-за разногласий между армией и гестапо [96] Скорее всего, имеется в виду попытка остановить ликвидацию гетто, предпринятая лейтенантом вермахта д-ром Альбертом Баттелем (1891–1952). За спасение около ста евреев из гетто Пшемысля Яд ва-Шем, мемориал Холокоста, присвоил ему звание «Праведник народов мира» в 1981 г. . Не могу описать все, что произошло за последние три дня. На это нет сил после того, как я 12 часов бегал по всему городу. Эти события потрясли меня до глубины души, но они меня не сломили. У меня страшно трудная задача. Я должен спасти столько человек, не имея защиты для себя или помощи от других. Этот груз только на моих плечах. Я долго не выдержу и разделю судьбу троих обреченных. Я перевел Арианку на другую сторону.

Сегодня все будет решено. Я соберу все свои умственные и физические силы и достигну цели. Или я умру, пытаясь это сделать.

Скжипчиньский даст мне окончательный ответ в 5 часов. В полдень они забрали наши удостоверения, чтобы проставить штампы (вместе с удостоверениями жен). Я решил рискнуть своим документом, потому что это был для меня последний шанс спасти Ренушку. Не повезло! Они угрожали отправить меня в гестапо. После долгих уговоров они, наконец, сняли эту угрозу. Но этот подлог стоил мне работы в HUV [97] Heeres-Unterkunft-Verwaltung – Армейское жилищное управление. . В 8 часов я узнаю, оставят меня или нет. Я ухожу.

О, боги! Какой кошмар! Все было напрасно! Драма длилась один час. Я не получил свое удостоверение. Я себя просто зарезал! Зося ушла. Теперь я совсем один. Что со мной будет? Это большой вопрос. Хотел спасти родителей и Рену, а вместо этого сам попал в беду. Похоже, это конец света. Я все еще надеюсь.

Три выстрела! Три жизни потеряны! Это случилось прошлой ночью в 22:30. Судьба решила отнять у меня самых дорогих мне людей. Моя жизнь кончена. Все, что я слышу, – это выстрелы, выстрелы… выстрелы. Дорогая моя Ренушка, последняя глава твоего дневника завершена.

Я провела всего около двух недель в гетто, находившемся в бедном, запущенном квартале Гарбарзе, на северо-востоке от квартиры наших бабушки и дедушки. Нацисты дали каждому еврею на переезд двадцать четыре часа и позволили каждой семье взять не больше двадцати пяти килограммов вещей. Бабушка, дедушка, Рения и я собрали самую практичную летнюю и зимнюю одежду, самую крепкую обувь и взяли пальто на случай, если нам никогда не вернут меха. Дедушка набил сколько смог золотых долларовых монет в угол своего чемодана, надеясь, что охрана их не найдет. Серебро благополучно закопали в подвале, бабушка и дедушка должны были вернуться туда за ним после войны.

Двадцать седьмого июля внутри Пшемысленского гетто начался «Актион». Если вы не могли доказать, что заняты на физической работе или работаете служащим, если в гестапо вам не проставили штамп о разрешении на работу, из гетто вас принудительно отправляли в лагеря или на смерть. Штамп получили только пять тысяч евреев, и среди них, к счастью, были Зигмунт и Мацек. Увы, моя сестра, бабушка, дедушка и я в их число не вошли.

Днем позже гестапо окружило Пшемысленское гетто и начало сгонять тех, кто там жил. Шесть с половиной тысяч евреев были погружены на телеги и отправлены в лагерь смерти в Белжец, примерно в ста километрах к северо-западу от города. Еще две с половиной тысячи – тех, кто был признан слишком старым или немощным, – отправили на грузовиках в окружавший Пшемысль лес Гроховце. Там их расстреляли в затылок и захоронили в общей могиле.

Мы с сестрой не вошли ни в одну из этих групп. Каким-то образом – каким не знаю, и он мне никогда об этом не говорил – Зигмунт сумел тайно вывести Рению и своих родителей на чердак трехэтажного многоквартирного дома по адресу улица Монюшко, 10, где жил его дядя Самуил Голигер, член юденрата. Меня с ними не было. Ранее мы с Зигмунтом прокрались к пропускному пункту, чтобы попытаться добраться до дома моей лучшей подруги Дзидки.