Анатолий Гордиенко - Давно и недавно

О боги, как я хотел автомобиль! Вначале я учился в Ленинграде, затем перевёлся в Московскую консерваторию. Там мы со Златой полюбили друг друга и вместе мечтали о машине. И вот я оканчиваю консерваторию. Уже собраны деньги, мы идём покупать «Победу», и, оказывается, со вчерашнего дня она стала дороже. Недостающую сумму мне собрали преподаватели консерватории, сокурсники. Этого я никогда не забуду! Вам, живущим в России, не всегда видна великая широта русской души!

Домой, в Болгарию, я и Злата ехали в своей машине. Чтобы купить бензин, мы продали все вещи. Конечно, нам тогда не было ни сорока, ни даже тридцати. Вначале я пел в Софийской народной опере, затем меня пригласили в Ла Скала. Знаете, сколько я плачу налогов и сколько даю прибыли родной Болгарии? Столько, сколько даёт металлургический завод, работающий на экспорт. Я ведь гражданин Болгарии, и я никак не могу по-иному.

Сейчас у нас много денег. Злата — прекрасная пианистка, она тоже концертирует, ездит на гастроли. Сегодня у меня несколько машин, целая коллекция, есть даже на деревянных колёсах. Кто собирает марки, кто — монеты; моя страсть — автомобили…

Вечер мы провели на вилле. Гяуров подарил нам несколько фотографий. Одна особенно дорога нам: Николай в роли Бориса Годунова. Высокого качества фотография, красивый, царственный Гяуров. Именно царственный! Роль была именно для него… На снимках великий певец двадцатого века написал нам добрые слова.

Вернувшись в Петрозаводск после отпуска, я начал обивать пороги, искать, где можно записаться в очередь на покупку автомобиля. Записался, стали ждать. Очередь двигалась медленно. Друзья посоветовали любым путём попасть в список Карелпотребсоюза, там дело идёт живее; правда, надо сдать то ли тонну, то ли две брусники или клюквы. Можно ползать по болоту самому, взяв отпуск, можно ездить по деревням и скупать у сельчан. Вот так.

Куда проще, решил я, собирать почтовые марки и потёртые старые медяки…

…Через несколько лет, когда нам снова удалось поехать в Болгарию, в Золотые Пески, мы, первым делом, пошли к вилле Гяурова, но там было пусто и тихо.

Мой давний приятель Васко, музыкант ресторанного оркестра Дома журналистов, сказал, что при проектировании виллы была допущена какая-то ошибка, фундамент дома начал оседать, и всё строение стало съезжать к морю.

— А что Гяуров? — спросил я тихо.

— А Гяуров подарил эту виллу пионерам. Расстался со Златой и женился на известной итальянской певице.

Правильное название нашей милой обители звучит по-болгарски так: «Международен Дом на журналистите в Варне». Хотя до Варны будет добрых десять километров. Куда ближе до Золотых Песков — километра два.

Приехала наша советская группа журналистов в Дом отдыха в полдень. А перед ужином было у нас собрание. Собрались в ресторане Дома. Выступил очаровательный дядечка по фамилии Стоилков, простой и скромный, директор Дома. Он сообщил, что всем гостям здесь живётся хорошо, ну а ежели кому-то будет плохо, пусть приходит к нему, и он всё уладит.

Затем поднялся руководитель нашей группы, традиционный начальник, журналист всемогущего, всепроникающего ТАССа. Он пригрозил карательными мерами по отношению к тем, кто будет напиваться, приходить слишком поздно, выезжать в Варну поодиночке, а не группой, как положено. Затем слово взял высокий благообразный мужчина и сказал, что необходим капустник, с ним мы должны выступить послезавтра на вечере знакомства, который называется здесь вечером дружбы, а точнее, это будет парад-представление. Наша делегация шествует первой, ибо мы великая страна Советов, и ещё потому, что наша группа по количеству душ больше других. Затем идут журналисты Польши, ГДР, Чехословакии и Венгрии, замыкает парад горсточка коллег из Болгарии. Людей, поднаторевших в создании редакционных капустников, юмористов, куплетистов, певцов и танцоров приглашают для совместного труда немедля. Сбор после ужина в холле.

Поэт Михаил Дудин и его жена Ирина, с которыми я и Серёжа Штейнберг сидели за одним столом, сказали, что они никуда не пойдут, а я пошёл в холл.

Высокий благообразный мужчина оказался сатириком, поэтом Ласкиным. Рядом с ним в холле сидел черноволосый, с усиками драматург и киносценарист Галич. О них я знал не очень много. Мне нравился шуточный рассказ Ласкина, который часто читали по радио, о горе-журналисте из районной газеты, который шпарил самодельными стихами:

Галич был мне почти неизвестен. Пьесу «Вас вызывает Таймыр», которая шла во многих театрах, я не видел и фильм «На семи ветрах», только вышедший на экраны, также не смотрел, хотя о нём говорили, он нравился фронтовикам своей правдивостью, честностью.

В холле, помимо Ласкина и Галича, нас оказалось немного: мы с Серёжей, четверо девушек из редакции популярной всесоюзной радиостанции «Юность», две семейные пары, но одна из них вскоре отпала.

Взялись за дело бодро. Набросали сценарный план, придумали темы куплетов, стишат, прикинули, какую музыку надо заказать нашему ресторанному оркестру, кто будет читать пародии, показывать фокусы.

Наступил день знакомства, день парада. У меня в болгарском альбоме сохранилось несколько фотоснимков того памятного вечера. Мне выпала высокая честь открывать парад, идти впереди нашей советской делегации и нести весёлый, дерзкий по тем временам плакат «Голь на выдумки хитра». Выдумка, выдумка — вот сверхзадача! Так мы решили с самого начала. Выдумка — наша главная тема. Ласкин сказал на генеральной репетиции:

— Анатолий откроет наш марш-парад. У него ровные приличные ноги. Одеть его женщиной!

Так на мне появилось платье, под ним — ночные панталоны с кружавчиками, белые бусы и чёрные длинные вечерние перчатки. На голове алела косынка, в зубах красовалась гаванская сигара — тогда мы дружили с Кубой и этого добра было завались.

За мной шли пираты, они танцевали джигу (били чечётку) и пели неприличные куплеты. Среди них явно выделялся Галич с гитарой, вслед за ними поплыла толпа одалисок, появился Пьеро, чтецы-декламаторы, а в конце было невероятное. В ресторан на чёрно-пегом, равнодушно-печальном ослике въехал белый, ещё не загорелый, полноватый Ласкин в узенькой набедренной повязке из вафельного полотенца. Он кричал какие-то турецкие слова, изображая Осман-пашу, а вокруг него извивались, стуча в бубны-тамбурины, приплясывали, шлёпая босыми пятками, полуголые девушки из радиостанции «Юность». Зал то и дело взрывался от криков, визга, аплодисментов. Потом пошли другие делегации. Наконец, взоры всех были обращены к главному столу, где восседало грозное жюри.