Анатолий Гордиенко - Давно и недавно

Но, главное, перед каждым деятелем кино стоял вопрос: что снимать? Тема войны отступила, на повестке дня — восстановление страны. А как быть с кинокомедией? Нужна ли она? Нужна, рассуждали мы и на коллегии, и в доверительных беседах с Большаковым. Пусть народ посмеётся, забудет горе войны.

Иван Григорьевич Большаков — человек осмотрительный, хотя и горячий. Мы его звали между собой Тульским Самоваром — пар лишний он часто выпускал на подчинённых. Мог такую парную баню устроить, что всю жизнь вспоминать будешь. Некоторые называли нашего министра Стрелком. Трудовую биографию Ваня начал на Тульском оружейном заводе. Глаз у него острый, намётанный. Беду чуял за версту. Характер Хозяина изучил до тонкостей. Сталин выдвинул его в 1939 году, назначил главным кинодеятелем страны — председателем Комитета по делам кинематографии при Совнаркоме СССР.

Как мы не доглядели, просмотрели этот сценарий, не помню. Но когда Райзман показал свой свежеиспечённый фильм, мы с Большаковым переглянулись и вздохнули. Фильм этот вы знаете — «Поезд идёт на восток». История знакомства и любви молодого морского офицера и юной учительницы. Он едет служить на Тихоокеанский флот, она получила направление после института. Там хорошая музыка Тихона Хренникова. Помните?

Тихону Хренникову, тогда ещё совсем молодому, нашлась в фильме небольшая роль матросика, играющего на баяне. А слова чьи, знаете? Михаила Светлова, моего давнего приятеля, мы с ним ещё на фронте, на грозном Северо-Западном фронте подружились. Я был военным корреспондентом «Комсомольской правды», а Миша числился писателем в армейской газете «На разгром врага».

Итак, поезд на Дальний Восток идёт много дней. Молодые отстают от поезда, потом его догоняют. В эти «отставания» Юлий Яковлевич Райзман вставляет пасторальные картинки счастливой жизни простых советских людей. Но ни одного слова о партии, о комсомоле. И, самое досадное, нигде нет портрета, даже скромной фотографии товарища Сталина.

Вот такую рогатую козу подсунул нам знаменитый Райзман. А я ведь ему помогал, разрешил выдать денег сверх лимита, выклянчил он у меня.

Три раза смотрели мы этот злополучный «Поезд».

— Поезд идёт в Воркуту, — пошутил задумчивый Большаков.

Райзман вначале горячился, а потом поутих. Кстати, Райзман был у нас козырным тузом — как-никак четыре Сталинских премии! Всего-то у него шесть, но в сорок седьмом пока только четыре. Это вам не песий чих. Его фильм «Машенька» — дивный, добрый, любимый в стране. В 1946-м за документальную ленту «Берлин» — очередная премия, очень даже заслуженная премия. Сталину нравился «Берлин», нравился и сам Райзман.

Вот это обстоятельство может спасти фильм, решили мы на очередном совете у Большакова. Спасти фильм — значило спастись нам, чего уж тут хитрить. Слететь мокрой курицей с шестка, с насеста, по тем временам обычное дело. Слова — «виноват», «недосмотрел» — в расчёт не брались. Не показать фильм нельзя. У Хозяина он в списке, который мы подали ему ещё в прошлом году. Утаить, схитрить — упаси боже.

Большаков стал звонить Поскрёбышеву в Кремль. Вначале, как всегда, разговор о том, о сём. Между делом умело ввернул, что есть ящик египетского коньяка под названием «Бренди» и мы, грешные, дескать, не знаем, что с ним делать. Поскрёбышев навострил уши и спросил, что от него требуется. А требовалось только одно — сообщить, когда у Хозяина будет хорошее настроение.

Поскрёбышев позвонил через пару дней.

— Поёт потихоньку. За руку поздоровался. Звоните.

Большаков тут же стал крутить диск «вертушки». Доложил — завершена работа над фильмом, кинокомедией «Поезд идёт на Восток». Желает ли его посмотреть товарищ Сталин? «Желает, — ответил Сталин. — Привозите прямо сейчас».

В компанию Большаков взял меня и ещё одного зама. Сталин приветливо поздоровался, сел в кресло, поинтересовался здоровьем Райзмана. Мне вдруг показалось, что он что-то пронюхал о «Поезде». В этом я ещё больше уверился, когда Сталин рядом с чёрно-зелёной большой коробкой своих любимых папирос положил на стол маленький браунинг. А это-то зачем? Против кого? А может, это зажигалка, подарок американцев?

Сталин ногтем большого пальца долго разрезал круглую маленькую бандерольку на непочатой коробке «Герцеговины Флор». Достал несколько папирос, сломал их, набил табаком трубку, махнул непослушной левой рукой. Началось кино. Сталин смотрел как всегда внимательно. Но минут через десять он снова закурил. Это был плохой знак. Потом он ломал ещё раз папиросы, и ещё.

В фильме, как я уже говорил, двое наших влюблённых отстают: выходят из поезда на остановках прогуляться и отстают. Прошла половина картины, и вдруг Сталин обращается к нам.

— Они, что, ещё будут сходить с поезда?

— Да, товарищ Сталин, будут, — выдавил из себя Большаков.

— Тогда я сойду вместе с ними, — сказал Вождь.

Поднялся, взял папиросы, трубку, браунинг и неторопливо вышел из просмотрового зала. Мы похолодели. Сидим и не знаем, что делать. Вставать, досматривать кино, догнать Вождя, спросить, как быть?..

Прошёл день, другой. Большаков звонит Поскрёбышеву.

— Настроение неплохое, — сообщает Поскрёбышев. — Звоните. Коньяк мне понравился, спасибо.

Большаков позвонил. Спросил, какие будут указания у товарища Сталина.

— Я ждал вашего звонка, товарищ Большаков, — ответил Сталин. — Средства затрачены. Между прочим, большие народные средства.

Он сделал ударение на последнем слоге — «средства́».

— Выпускайте картину. А наша здоровая большевистская критика разберётся, что в фильме хорошо, что плохо.

Через несколько дней все центральные газеты дружно обругали картину Райзмана. Чего только не писали! И про то, что поезд идёт не в ту сторону, куда надо, и про то, что сценарий заимствован у американцев, и что в фильме нет настоящей любви, а есть примитивная легкомысленная интрижка.

Прошло двадцать лет с той поры. Оглянемся назад, друзья мои. Фильм Райзмана «Поезд идёт на Восток» — один из немногих, который можно смотреть сегодня, не плюясь.

…После этого уникального рассказа, конечно же, пальма первенства перешла к Александру Сергеевичу Фёдорову. Подобных рассказов, которые он называл «незабудки», у него имелось целое лукошко. Многие из них он поведал мне уже в Москве, куда я по тем временам частенько ездил в командировку.

Весёлый прихожу домой с работы.

— На следующей неделе еду в Москву, — говорю я Инне и Алёшику.

Все радуются. Инна знает: привезу любимого «швейцарского» сыра, Алёша ждёт карамелек в красивых бумажках фабрики «Красный Октябрь». Я же радуюсь, что увижу милое семейство Фёдоровых.