Петр Яшек - Заключённый с боевиками ИГИЛ

Наконец прибыли сотрудники сельской полиции, чтобы опознать жертв недавнего нападения «Боко Харам» и похоронить тела. Они подошли к телу Моники, вынули её из канавы и, к своему величайшему удивлению, обнаружили, что она шевелилась. Используя язык жестов, Моника попросила воды. Один из полицейских дал ей сделать глоток, однако вода начала вытекать через надрез в горле.

Полиция доставила Монику в местную больницу, где ей провели ряд операций. Сделав трахеотомию, врачи имплантировали ей в горло устройство, при помощи которого она могла дышать. Закрывая отверстие в устройстве пальцем, женщина могла даже шёпотом говорить.

Я хорошо помню, когда впервые познакомился с Моникой. Я получил от «Голоса мучеников» задание встретиться с ней и определить, какую наиболее эффективную медицинскую помощь мы можем ей оказать. Я был чрезвычайно тронут историей убийства мужа Моники и жестоким нападением на неё саму, а также смелостью, с которой они оба заявили о своей вере во Христа. Мой коллега из клиники «Майо» в США изучал историю болезни Моники, а я готовил вопросы для интервью с ней и документировал её травмы, снимая на камеру. Я ощущал на сердце тяжёлое бремя и изо всех сил пытался найти подходящий вопрос, с которого начать интервью.

В конце концов, я осмелился задать ей простой вопрос: «Моника, — спросил я, — как твои отношения с Господом? Как они изменились после этих ужасных событий?»

Я никогда не забуду её ответ. Прежде чем ответить, Моника сделала глубокий вдох, затем указательным пальцем закрыла отверстие в устройстве, имплантированном в её горло, чтобы воздух мог пройти через повреждённые голосовые связки. Наконец, хриплым голосом, смоделированным устройством, она прошептала: «Я сосредотачиваю свой взгляд на вечности». Она убрала палец, сделала ещё один глубокий вдох и продолжила: «Я сосредотачиваю свой взгляд на Иисусе».

Задыхаясь и хрипя, Моника рассказала мне, что до нападения она считала себя и своего мужа достаточно «хорошими» христианами. Но, по её словам, она уделяла слишком много внимания покупке новой одежды. Она также много работала, чтобы накопить деньги на покупку хорошей машины или дома. Теперь, после смерти мужа и её собственного чудесного освобождения, она хотела посвятить всю жизнь служению Иисусу. И вскоре после последней операции Моника начала вместе с «Голосом мучеников» нести опасное и смелое служение по оказанию помощи другим вдовам, которые потеряли мужей от рук боевиков «Боко Харам». Уже дважды «Голосу мучеников» приходилось передислоцировать женщину, когда её жизни грозила опасность.

Я хотел, чтобы мои сокамерники услышали историю Моники, потому что это — сильное свидетельство веры в Иисуса Христа. Именно поэтому я начал рассказывать им её. Как только я описал, как был обезглавлен муж Моники, члены ИГИЛ, находящиеся в моей камере, прервали меня. Фармацевт, образованный молодой человек, у которого росла маленькая дочь, рассмеялся ужасающим, злым, ликующим смехом, который я никогда не смогу и не захочу повторить. С тех пор я решил больше не рассказывать своим сокамерникам, боевикам ИГИЛ, о преследованиях христиан. В ситуации, в которой я ожидал хотя бы минимального человеческого сочувствия к женщине, которая таким ужасным образом потеряла мужа и получила серьёзные увечья, эти молодые, образованные люди смеялись и восклицали: «Аллаху Акбар!»

Поздно вечером я слышал, как мои сокамерники молились за партизан-моджахедов в Ливии, Ираке и Сирии. Они говорили по-арабски, но я мог разобрать достаточно слов и фраз, чтобы понять их молитвы. Они просили об успехе и благосклонности Аллаха, однако эти их молитвы были не похожими на те заученные, которыми они молились обычно. Это были их личные молитвы, выраженные собственными словами.

В другой раз меня разбудило громкое чихание фармацевта, который не мог спать из-за заложенного носа и решил скоротать время в молитве. Я видел его на коленях с поднятыми к небу руками, из глаз текли слезы. Он тихо молился об освобождении и воссоединении со своей семьёй. В последующие ночи и другие члены ИГИЛ просыпались и молились подобными молитвами, горячо вознося просьбы к Аллаху своими словами.

Я был поражён этими признаками мягкости в моих сокамерниках, и моё сердце жаждало, чтобы они познали Бога. В других странах, таких как Египет, я встречал бывших мусульман-экстремистов, которые уверовали. Видение уязвимости и человечности этих боевиков ИГИЛ дало мне надежду, и я решил сосредоточить свои молитвы на том, чтобы просить Иисуса Христа явить им Себя как Господа, Спасителя и Бога.

Шли дни, один мучительный день за другим. Я не переставал задаваться вопросом, изменит ли Господь сердца моих сокамерников или здесь, в камере суданской тюрьмы, я пострадаю от их рук.

Через полторы недели после моего ареста мне всё ещё не разрешали позвонить в посольство Чехии в Каире или моей семье домой, в Чехию. Всё, что я мог сделать, — это ждать и молиться. Ожидание было ключевым компонентом стратегии получения информации в Национальной разведывательной службе. Они предполагают, что чем дольше вам придётся ждать, тем больше шансов, что вы начнёте отвечать на их вопросы. Для нового заключённого, как я, ожидание было мучительной пыткой. Десять дней казались нескончаемой вечностью. Мысли о Ванде наполняли каждую клетку моего разума. Я знал, что она беспокоится обо мне. «Знает ли она вообще, где я?» Я пытался справиться со своими мыслями, обращая их к Богу, молясь и предвкушая возвращение домой.

Мой следующий допрос был назначен на 20 декабря. Меня привели из камеры на первый этаж тюрьмы, где уже ждал человек, которого я узнал — это был высокопоставленный чиновник Национальной разведывательной службы Судана, который приезжал в аэропорт после моего задержания. Он говорил по-английски и был вызван, чтобы принять окончательное решение относительно меня. Я ожидал, что он будет задавать мне вопросы о пасторе Хасане, брате Мониме и новообращённом в христианство мусульманине, у которого я брал интервью. Однако, владея доказательствами, полученными разведывательной службой во время наблюдения за мной, вместе с фотографиями и видео с SD-карты моей камеры, он, видимо, не видел необходимости задавать вопросы.

Вместо того чтобы допрашивать меня, следователь протянул мне лист бумаги. Я был удивлён, увидев короткий текст, написанный на английском языке. Я быстро провёл по тексту взглядом и не поверил своим глазам — я наконец мог позвонить своей семье! С того момента, как меня задержали в аэропорту Хартума, я умолял о возможности связаться со своей семьёй. Моя жена и дети вообще не имели какого-либо понятия, где я нахожусь, а тем более связи со мной. Наконец-то я смогу сообщить им, что у меня всё в порядке! Когда чувства радости и полного облегчения наполнили моё сердце, оно бешено забилось, и бумага в руке задрожала.