Николай Козлов - Хранить вечно

Ясно одно, — продолжал Берзин, — у нас крепкое большевистское ядро и крепкий костяк опытных, обстрелянных артиллеристов. Ну, а мне, я думаю, вы доверяете теперь, товарищи?

— Доверяем, о чем разговор! — сказал Янсон.

Он выразил мнение всего дивизиона.

Кто мог теперь не доверять бывшему прапорщику Берзину после такой проверки, которую он прошел в июле и августе?

— Спасибо, товарищи, — просто сказал Берзин, — Итак, в нашем дивизионе восемьсот шестьдесят хороших артиллеристов, двенадцать трехдюймовых орудий, три станковых пулемета, восемьсот девяносто коней. Это большая сила!

Хотя в Германии и произошла революция, Шейдеман и Носке предают ее, и в германской армии еще сидят кайзеровские генералы и офицеры, с которыми нам придется упорно бороться, — продолжал Берзин. — Они не собираются отводить войска с нашей земли, особенно фон дер Гольц, командующий немцами и белогвардейцами в Латвии. Им помогают вся латышская буржуазия, все немецкие бароны.

Разошлись поздно ночью, а наутро дивизион уже грузился в железнодорожные составы.

Потом, развернув карту, Эдуард детально обсудил с командирами боевые задачи, какие, возможно, придется решать, сражаясь за освобождение Латвии.

…Начала боевых действий артиллеристам Берзина ждать пришлось недолго.

Первая батарея дивизиона была придана второму латышскому полку, в составе которого вела наступление у моста через реку Вента, на подступах к городу Салдус.

Остался памятным для Яна Кайминя бой у Вентского моста.

…Вражеская артиллерия обстреляла наступающих. От артиллерийского огня полк понес большие потери, окопался и прекратил наступление. Первая батарея в это время находилась на другом участке полка. Один ее взвод под командованием Блумберга перебросили в район Вентского моста. Блумберг обнаружил на церковной колокольне наблюдательный пункт белых и приказал открыть огонь. Наблюдательный пункт уничтожили за несколько минут — артиллеристы Блумберга хорошо знали свое дело. Батарея белых замолчала. Блумберг перенес огонь на позиции пехоты. Белые не выдержали и побежали.

На колокольню поднялся наблюдатель первой батареи. Артиллеристы открыли беглый огонь по белым, которые, спасаясь бегством, спешили скрыться за дальними холмами…

То была первая победа артдивизиона Берзина в новом, 1919 году.

А потом снова бои и снова победы. В марте второй латышский полк вместе с дивизионом Берзина освобождал город Салдус, занятый переброшенными из Германии частями регулярной немецкой армии. На подступах к Риге артиллеристам третьей батареи дивизиона пришлось удерживать позиции у железнодорожной станции Олайне и шоссейной дороги Елгава — Рига. По железной и шоссейным дорогам, ведущим в Ригу, наступали бронепоезда и бронеавтомобили белых, но батарейцы своим огнем надежно прикрыли оборону полка.

Впереди была Рига.

Как только освободили Ригу, Берзин поспешил к Эльзе. С моря шли тяжелые тучи, сверкали зарницы артиллерийского огня. Время от времени раздавались раскатистые удары латышских пушек, сливавшиеся с глухим и тяжелым гулом отдаленной канонады врага.

Они разговаривали, стоя под березкой. Осколок снаряда расщепил ее макушку и косо срезал верхние ветки, висевшие на одной жилочке. Но березка все еще тянулась к свету. Из ее ран капал прозрачный сок.

— Ты отпустил бороду. Зачем? — спросила Эльза.

— Так надо, Элит. С бородой солиднее, — сказал он, неловко придерживая рукой шашку.

— Сбрей! Сегодня же сбрей… Мне не нравится.

— Нет, Элит! Нельзя. Меня уже прозвали Бородой.

Свидание было коротким. Берзина ждали в дивизионе.

И все другие свидания Эдуарда и Эльзы, пока дивизион стоял в Риге, были такими же короткими. Эдуард каждый раз торопился…

Собрание стрелков дивизиона. Партийное собрание. Заседание дивизионного комитета… Как молодому члену партии, Берзину дали много партийных поручений, заполнявших весь его и без того ограниченный досуг.

А положение на Рижском фронте все осложнялось. Генерал фон дер Гольц собрал ударный кулак и в мае обрушил его на латышские части, оборонявшие Ригу. Вновь запылали в городе здания. В мае немцы ворвались в город.

Берзин, запыхавшийся и небритый, прибежал к Эльзе и коротко сказал:

— Сейчас мы уходим из Риги. Пойдешь со мной? Иначе нам придется расстаться надолго…

Эльза молча взяла пакетик с парой чулок и носовыми платками, попрощалась с отцом и своей сестрой Ирмой.

Берзина поджидали стрелки.

Но что могла сделать горстка отчаянных храбрецов?

С одного чердака по ним выпустили пулеметную очередь, и стрелкам пришлось рассыпаться в цепь. Вражеский пулеметчик взял слишком высоко, и пули веером просвистели над головами Эльзы и Эдуарда.

Не было смысла оставаться на этой позиции: с минуты на минуту их могли окружить, отрезать путь к отступлению.

И они пошли напрямик по полям к дороге, где двигались отступавшие войска, обозы и толпы беженцев. По ним стреляли из винтовок, пулеметов и даже из орудий, а они все шли и шли, торопясь поскорее соединиться со своими. Они шли оврагами и буераками, шли рука об руку, девушка и солдат. Они уходили все дальше от своей Риги, уходили из Латвии. Они шли, и им светило восходящее солнце. Им светила Аусеклис — утренняя звезда. Со всех концов доносился певучий латышский говор людей, которые доверчиво следовали за ними. Вот показались дюны, заросшие соснами. Вот миновали они муйжу [28] Муйжа (латыш.) — мыза, поместье немецкого барона. .

А вокруг все цвело, сверкало и пело. Победоносно наступала весна. Расклеившиеся почки выбрасывали яркие зеленые листочки. Распрямлявшиеся травы, кусты, деревья тянулись к свету.

Только вечером солнце затянули тяжелые, низко ползущие тучи, и все кругом покрыл едва заметный туман. Ветер с моря усилился и нес бодрящий сосновым ароматом воздух прибрежных дюн.

Они шли по песчаным дорогам и без дорог, и в ушах Эльзы звучал мотив солдатской песни «Соловей-соловей, пташечка», услышанной когда-то в Риге. Надо было спешить, чтобы успеть добраться до Ропажей и там переночевать.

Поздно вечером подошли к полусожженному местечку. В закопченную корчму на большаке тянулись все беженцы. Там был заезжий двор, крытый черепицей. Под одной крышей с просторными комнатами находились и помещения для лошадей.

Берзин и Эльза с трудом разыскали свободное место. Повсюду на больших длинных скамьях и даже на полу вповалку лежали люди. Эльза устало улыбнулась — вот какое у них свадебное путешествие! Она присела на краешек стола. Эдуард раздобыл горбушку черствого черного хлеба, и они разделили ее на двоих, запив ключевой водицей.

То был их первый семейный ужин.