Николай Козлов - Хранить вечно

Рассказывая всю эту историю, Соколовский восхищался дипломатическим талантом Берзина.

Ольге трудно было судить о дипломатических способностях Эдуарда Петровича, но то, что происходило на Вишерской стройке, приводило ее в восторг.

Вишера превратилась в поле битвы, где покончили с извечным тихим течением жизни. Неистовое движение направлял Берзин. Овладел этот ритм жизни и ее мужем Завеном. Ему некогда было спать и есть, играть с Вовкой. Иной раз придет Завен со стройки усталый, обессиленный. Скажет ему Ольга: «Может, ты отдохнешь хоть сегодня вечером?» А он ей на это отвечает: «Нет, Оля… У меня есть еще партийное поручение…»

Ольга прощала ему это. Она видела, что кругом работали день и ночь и энтузиастами стройки становились даже заключенные. Были здесь и побитые жизнью, разуверившиеся в ней старые инженеры, обвиненные во вредительстве. Были в лагере и отпетые воры-рецидивисты, для кого честная работа означала высшую степень унижения.

Но и те, и другие почувствовали сейчас, на Вишере, взлет творческой энергии, при котором трудно было сохранять равнодушие, и такое внимание ко всем, кто решил расстаться с прошлым, что хотелось покончить с ним навсегда.

Строительство огромного комбината вдали от железных дорог, но зато по последнему слову техники уложилось в восемнадцать месяцев. Инженеры фирмы «Фюльнер», монтировавшие оборудование, ни до, ни после Вишеры не знали ничего подобного.

Штабы штурма на стройке и троекратное перевыполнение норм ударными бригадами иностранные специалисты еще могли объяснить фанатизмом русских, а равно широким и щедрым премированием. Но как здесь избавились от неизбежных простоев и неувязок — была необъяснимо.

Странным казалось, что установка и монтаж оборудования фирмы шли одновременно с достройкой здания. Монтажники работали рядом со строителями. Немцы подшучивали и смеялись: «Нельзя шить одежду на живом человеке!».

Потом увидели: метод русских ускоряет темпы. Вылощенные и корректные, в безукоризненно чистых сорочках с накрахмаленными воротничками, ходили они вокруг непонятных людей, не слишком обращавших внимание на свою внешность, и все записывали что-то в блокнотики.

Представителей фирмы «Фюльнер» не могли не поражать вдохновение строителей, накал социалистического соревнования. Но где скрывался источник энергии, оставалось самой большой загадкой. Откуда у вишерцев брались душевные и физические силы для такого крутого подъема к цели, если на пути к ней было так много препятствий и преград? Даже жить вишерцам приходилось в неуютных бараках и землянках. Они были лишены многого из того, что необходимо человеку, чтобы он мог хорошо работать и отдыхать, изобретать и творить.

Мимо внимания сторонних наблюдателей прошло лишь то, что после рабочей смены частыми гостями в бараках были коммунисты-агитаторы, приходившие по поручению парткома. Не забывали захаживать сюда профсоюзные и комсомольские активисты. И тогда уставшие за смену люди без сожаления отрывали от своего отдыха часок-другой, чтобы поговорить и поспорить обо всем, что их волновало, — от жгучих международных проблем до животрепещущих вопросов быта. А когда разговор заходил о строительстве, не было недостатка в критических замечаниях, предложениях и советах, почерпнутых строителями из опыта прошлых строек.

И если на очередном партийном собрании заходила речь о тугих узлах строительства, об его узких местах, о внедрении новых методов работы, то именно этот опыт помогал принять правильные решения. И рядовые ощущали свою причастность ко всем заботам руководителей, видели, что к их замечаниям, предложениям, советам прислушиваются, что благодаря им все изменяется к лучшему.

Многие из строительных новшеств, удивлявших немцев, появились на Вишере после того, как приехал сюда необыкновенный человек. В любую погоду, днем и ночью видели его на строительных площадках. Жилистый, подвижный, в очках и с тростью, с седеющей бородкой клином, он походил на Калинина.

Кое-кто говорил, что начальник строительных работ ВИШХИМЗа Владимир Дмитриевич Мордухай-Болтовской знал Михаила Ивановича с детства.

Другие утверждали, что Мордухай-Болтовской был сыном сановного царского генерала. Но никто не знал, верны ли слухи, даже Алмазов, от которого у Берзина не было тайн, даже всезнающая Ольга.

Лишь Берзину и жене инженера Мордухай-Болтовского Антонине Николаевне было известно, что слухи не так уж далеки от истины. Владимир Дмитриевич бережно хранил вместе с послужным списком, начатым в 1909 году, после окончания Петербургского института инженеров путей сообщения, официальную бумагу с гербовой печатью.

16 апреля 1923 года…

Владимира Дмитриевича Мордухай-Болтовского я знаю много лет и вполне рекомендую его как опытного инженера и честного работника.

Рекомендацию от имени главы Советской власти получил сын генерала и племянник сенатора Российской империи, потомок родовитых бояр Мордухай-Болтовских.

Владимир Дмитриевич сразу обратил на себя внимание великолепной эрудицией и был прозван ходячей энциклопедией.

Вряд ли среди молодых инженеров и техников под началом Мордухай-Болтовского были более подвижные и энергичные, трудолюбивые и выносливые, чем он сам, крупный специалист, принесший на Вишеру опыт многих строек.

Беснуется, бывало, лихая метель или трещит от свирепых морозов сосновый лес, а Мордухай-Болтовской, подняв бобровый воротник, ходит весь день из конца в конец стройки. Ходит, опираясь на неизменную трость, и протирает замерзшие очки.

Ходит и все проверяет, как идут работы в организованных им тепляках, хорошо ли схватился бетон и не замерзли ли трубы отопления.

Бывало, зальют все кругом беспросветные осенние дожди, а он все бродит по объектам в вымокшей кожаной куртке… Домой, в барак, где ожидала его Антонина Николаевна, заглядывал он лишь перекусить или переменить насквозь промокшие сапоги.

Интеллигента старой закваски выдавала разве только удивительная мягкость. Пораженный неожиданным холодком в тоне собеседника, он пристально смотрел на него, протирал очки и, подняв брови, произносил:

— Господь с вами! Разве что случилось?

А если замечал, что человек чем-нибудь удручен, обращался к нему встревоженно:

— Помилуй бог! На вас лица нет… Какое-нибудь несчастье? Или заболели?

…В последние перед пуском комбината дни Эдуард Петрович, осунувшийся и постаревший, еле держался на ногах, а Алмазов слег. Но никогда еще Ольга не видела мужа таким счастливым, как в день пробного пуска бумажной фабрики. Едва впервые загудел гудок, Завен поднялся с постели, худой и небритый, пригладил спутанные волосы, подошел к окну и закричал, как ребенок: