Андрей Турков - Что было на веку... Странички воспоминаний

Эта комбинация так хорошо сработала, что даже когда лет пят­надцать спустя новый главный редактор «Юности» Борис Полевой вознамерился, было, вернуть меня в журнал, обе дамы сделали все, чтобы ему воспрепятствовать.

Тогда же, в середине 1960 года, я подождал-подождал обещанно­го Катаевым членства в редколлегии и подал заявление об уходе «по собственному желанию», каковое Преображенский поспешил «удов­летворить».

Опять я зажил вольным казаком, тем более что жена уже работа­ла в «Литгазете» и хотя бы одна зарплата в семье была. Правда, впе­реди Нину ждала еще не одна напряженная ситуация. Остановлюсь на той, которая позволит отдать дань памяти человеку яркой и неор­динарной судьбы.

В начале 1961 года в поисках авторов для газеты Нина познакоми­лась с историком Владимиром Михайловичем Туроком. Впоследс­твии он и его жена К.А. Антонова, тоже историк, специалист по Ин­дии, стали нашими добрыми друзьями.

Не сразу открылась нам туроковская биография. «Отцепитесь!» — отмахивался Владимир Михайлович от «досужих» расспросов. Но дознались все-таки!

...Революция, гражданская война. Володе Попову, сыну царицын­ского купца второй гильдии, пятнадцать. Семья эмигрирует — сна­чала в Константинополь, оттуда перебирается в Вену. Здесь юноша поступает в университет и сближается с коммунистически настроен­ными «коллегами».

Происходит разрыв с отцом. В кругу новых друзей выходец из России получает кличку... Турок, поскольку в Вену прибыл именно оттуда. Она становится его псевдонимом, а позже — и частью фами­лии: Турок-Попов.

Общаясь в университете со студентами из разных «новорожден­ных» стран, дотоле бывших частью Австро-Венгерской империи, Владимир Михайлович выучил несколько языков и не только читал разноязыкую прессу, но и сам начал в ней сотрудничать (в частнос­ти — в знаменитой РОСТа — Российском телеграфном агентстве).

Когда он вернулся на родину, иллюзии, которые были у юного «левака» насчет советского строя, начали рассеиваться. «Дома» на­стороженно отнеслись к человеку со столь сомнительным «социаль­ным происхождением». Недолго оставался он научным сотрудником Аграрного Института при Коминтерне, после очередной «чистки» был вынужден уйти и долго пребывал безработным.

В 1936 году арестовали мать его жены, старую коммунистку, а саму Коку Александровну выслали из Москвы. Турок поехал вслед за ней в Сибирь, за что был прозван друзьями «женой декабриста».

Вернуться в Москву удалось только в 1943 году. Владимир Ми­хайлович стал аспирантом Института истории. Уже его кандидат­ская диссертация послужила основой книги «Локарно» (о проис­шедшей там в 1924 году известной конференции европейских де­ржав). Между тем Турока за самостоятельность суждений и острый язык невзлюбило начальство. Свою новую книгу «Очерки истории Австрии. 1918-1929» он «почтительно» преподнес директору инс­титута с надписью: «От самого старшего из младших научных со­трудников» (он оставался таковым ни мало, ни много тринадцать лет).

Своеобразнейший был человек! «Ты вводишь людей в заблужде­ние, — шутливо попенял ему однажды кто-то из австрийских дру­зей, — они будут думать, что все советские историки — такие!»

Он был кладезем всевозможных историй, к сожалению, по боль­шей части остававшихся в «устной форме», хотя Владимир Михай­лович и собирался написать книгу «Улица Коминтерна». Сколько бы людей в ней воскресло из забвения, какой давней атмосферой дох­нуло, можно судить по следующему, конспективному отрывку из его очерка «Перстень», кажется, так нигде и не опубликованного:

«Лет сорок назад мы, студенты Венского университета, не столь­ко слушали лекции... сколько бегали по собраниям и митингам и со дня на день ждали начала мировой революции. И вообще на свете было столько интересного. Мы были молоды, веселы и любопытны, и вся жизнь была впереди.

Прошло много лет. Гуго Гупперт стал лучшим переводчиком Ма­яковского на немецкий язык и, кроме того, прославился переводом «Витязя в тигровой шкуре». Ганс Глаубауф положил голову на пла­ху в Париже во время гитлеровской оккупации. Павел Финдер стал первым секретарем ЦК Польской рабочей партии и геройски погиб в гестаповских застенках. Стах Губерман под псевдонимом «Вжох» («Вереск») был секретарем Лодзинского обкома нелегальной Ком­мунистической партии Польши и в 1936 году нелепо погиб на само­лете советско-германской компании «Дерулюфт» по дороге из Ле­нинграда в Берлин, чем, вероятно, и спасся от гибели, неминуемой год спустя (во время страшных репрессий, которым подверглись в Москве члены польской компартии. —А.Т.)».

Нина предложила Туроку написать в «Литгазету» статью «Ис­торик и читатель», и он со всей страстью обрушился на «однооб­разные серые работы, навевающие уныние и вызывающие желание бросить книгу». Это выступление не прошло незамеченным. Даже почти двадцать лет спустя известный философ А.В. Гулыга с бла­годарностью писал, что статья Турока сыграла большую роль в его творческой судьбе.

Однако персонально названные в статье авторы «серых работ» подняли страшный шум. Особенную активность проявили одна уче­ная дама и ее муж. Он не устыдился аргументировать «вредонос­ность» выступления газеты тем, что его супруга имела честь быть личной симпатией Брежнева.

Целых полгода Нина объяснялась со всяким начальством, до ЦК включительно! И все же, несмотря на то, что оная дама была уличе­на в плагиате, покинуть Институт истории пришлось не ей, а... Туроку, благо ему предложили место в реорганизуемом Институте сла­вяноведения.

Вскоре он совершил новый «проступок»: посодействовал изда­нию нашумевшей книги А. Некрича «1941, 22 июня», вызвавшей яростные нападки сталинистов и официозной критики, что в конце концов побудило автора эмигрировать.

Когда в 1963 году Сергея Сергеевича Смирнова на посту главного редактора «Литгазеты» сменил А.Б. Чаковский, Нина не захотела ра­ботать с новым шефом (у него, по ее выражению, была услужливая спина метрдотеля) и не без мытарств перешла в Радиокомитет на ту же должность, что и в ЛГ.

Там был очень напряженный и тяжелый рабочий график, да и атмосфера оставляла желать лучшего — особенно по сравнению с «Литгазетой» смирновских времен. Слава Богу, что в конце 1965 года — во многом благодаря настойчивым хлопотам нашего друга, главного редактора популярнейшего журнала «Наука и жизнь», дав­но знавшего Нину и работавшего вместе с ней в «ЛГ» в качестве чле­на редколлегии, Виктора Николаевича Болховитинова — ее утверди­ли главным редактором журнала «Знание — сила», который почти на четверть века сделался ее главной заботой и любовью, хотя и здесь ждали всякие бури, о чем речь впереди.