Карел Рихтер - Его звали Отакар

День близится к концу. У земли начинают сгущаться сумерки, которые вскоре превращаются в темень. За окнами теперь мелькают огоньки деревень. Миновали станции Арзамас, Муром… Куда же мы едем? — размышлял мысленно Отакар Ярош. С Францией покончено. Ее уже, наверное, ничто не спасет. А если капитулируют и англичане, то что будет тогда с нами?

Около полуночи поезд остановился на маленькой станции Боголюбово. Бойцы мирно спали в вагонах. Ничего особенного не происходило. Это была не первая станция, где остановился их эшелон.

Время шло, темнота постепенно редела. Около четырех утра подполковника Свободу разбудили. Прибыл курьер из Москвы с приказом немедленно отправить на Запад очередную группу чехословацких эмигрантов. В списке значился шестьдесят один человек, в том числе несколько женщин и детей.

— Они поедут прямо отсюда? — с удивлением спросил подполковник.

— Да, — ответил курьер в форме офицера. — Отсюда в Одессу, а из Одессы в Стамбул. Там ими займутся ваши представители.

— Объявите построение, — приказал подполковник Свобода дежурному по штабу.

— Выходи строиться! — раздалось по станции. Дневальные в вагонах дублировали команду. Через несколько минут двери стали шумно распахиваться. Люди из теплушек выходили сонные, с всклокоченными головами. Станция сразу наполнилась голосами, топотом многих ног.

Группа построилась в три шеренги на лугу за зданием вокзала. Нетерпеливое ожидание. Что им скажут? Поручик Бедржих своим металлическим голосом начал выкрикивать фамилии.

В это время на привокзальной площади остановились в облаках пыли двадцать грузовых машин. Они приехали за теми, кто не значился в списке. Куда их повезут теперь? Об этом никто не знает. Даже подполковник Свобода. Все места расквартирования чехословацкой воинской группы держались в строгом секрете из-за действий немецкой разведки.

Обычные в таких случаях прощания. Остающиеся в Советском Союзе чехословацкие политэмигранты выносят свои вещи из вагонов и строятся у машин.

В путь. У каждого в глазах читалось любопытство. Автомобили подпрыгивали на кочках, взбирались на возвышенности и опускались вниз, как корабли на волнах. Ребята держались за борта, глотая пыль, поднятую колесами. Солнце между тем поднялось уже высоко над горизонтом и начинало припекать.

После получасовой езды по степи грузовики перевалили через вершину Поклонной горы, и перед сидящими в машинах неожиданно открылся чудесный вид на полого спускающуюся равнину, окаймленную лесом и полями. Спереди вдали неясно проступали контуры города, вздымавшего вверх многочисленные колокольни и купола церквей. Купола с крестами и высокие колокольни то скрывались из виду, то вновь появлялись, в зависимости от того, спускалась или поднималась дорога. И вот наконец вынырнули низкие пирамидальной формы жестяные крыши, потом показался во всей красе кремль с белокаменным собором и колокольней, окруженный стенами, выкрашенными в красный цвет, башни монастыря, раскидистые сады.

Грузовики въехали на улицу с рублеными деревянными домами, сделанными в старинном русском стиле. Под некоторые из них были подведены каменные фундаменты, побеленные известкой. Сразу бросалась в глаза необыкновенно богатая резьба наличников на окнах, украшений над дверями веранд. Старые деревянные заборы скрывали дворы с сараями и сады. Город Суздаль распростер перед чехами и словаками свои улицы и улочки. Он выглядел так, как выглядит большинство старинных русских городов. Немного обветшалым. В нем даже запах был какой-то особенный — запах старины. Он горделиво показывал слегка замшелую красу своих церквей, колоколен и монастырей, из которых исходила хмурая задумчивость старых времен. По-деревенски одетые прохожие с любопытством глядели на проезжавшие машины и сидевших в кузовах мужчин. Ближе к центру города больше стало двух- и трехэтажных домов. Неоштукатуренные стены их были окрашены в белый и светло-желтый цвета.

Автомобили проехали просторную площадь и снова запетляли по улицам, заполненным многочисленными повозками и пешеходами, пока сидевшие в них люди не увидели с левой стороны высокие зубчатые стены с могучими башнями на углах. Колонна направилась к воротам в четырехгранной высокой башне с портиками. Тяжелые, окованные железом ворота с грохотом раскрылись, и машины одна за другой въехали во двор монастыря.

С деревьев и крыш с карканьем взлетели стаи ворон.

Спасско-Ефимовский монастырь в то время пустовал. Чехословацких воинов ожидали здесь чисто выбеленные комнаты с голыми стенами, в углах были сложены бруски и доски для нар, здесь была столовая с кухней, умывальные комнаты, мастерские и склады.

Рядовой и сержантский состав располагался поротно, офицеры селились отдельно. Монастырь наполнился шумом и суетой. Каждый получил джутовую наволочку для матраца, в столярной мастерской их набили ароматно пахнущими стружками. В комнатах весело застучали молотки: новоселы сколачивали нары. При этом все с нетерпением ожидали сообщений с западного фронта, но в тот день никто не получил никакой информации о том, что же там творится. Впрочем, хороших новостей оттуда быть не могло.

Вскоре жизнь в лагере вошла в нормальную колею. Советский начальник лагеря Коротков уважал чехословацкое внутреннее самоуправление, так же, как и раньше, согласно чехословацким уставам производилось ежедневное построение, назначались караулы и внутренний наряд, в пределах возможного проводились занятия и обучение рот, снова начала функционировать и офицерская школа.

Трубач Вацлав Коржинек, любивший и заботившийся о своей сигнальной трубе, словно мать о маленьком ребенке, начинал день веселой мелодией подъема: «Та-та, та-та, та-та, та, та». Вечером над городом разносилось лирическое: «Та-та-тада…»

Когда Вацлав трубил сигнал к обеду, он всегда добавлял несколько аккордов из какой-нибудь народной песни, которая подсказывала бойцам, что они получат на обед. Например, когда труба выводила: «В горах сеют горох…» — всем сразу становилось ясно, что будет гороховая каша.

С питанием сначала были проблемы. Скромные порции не могли никого как следует насытить. Поэтому большинство членов группы, в том числе и офицеры, не упускали возможности выходить на разные работы за пределы лагеря, за которые давались специальные продуктовые пайки.

Каждый стремился извлечь пользу из того, что он умеет делать. Коротков, довольный тем, что в лагере есть представители многих специальностей, организовывал для них выполнение различных работ в городе.

Некоторые ездили на повал деревьев, другие штукатурили здания или выполняли малярные работы. Дочкал стеклил окна и чинил зонтики. Шмольдас, оказалось, неплохо разбирался в таком тонком деле, как ремонт и настройка пианино, Янко стал специалистом по швейным машинам. Еник, архитектор по образованию, принял участие в разработке проекта небольшой плотины на реке Каменке и сам принял участие в ее строительстве. Известный шутник и балагур Недвидек работал в пошивочной мастерской и шил для друзей куртки, чтобы они не ходили все время в казенных ватниках. Мах с Коржинеком стучали кувалдами по раскаленному железу в кузнице. А Ярош? Ярош, разумеется, чинил электрооборудование. И ездил с Квапилом в город за продуктами для лагерной кухни.