Карел Рихтер - Его звали Отакар

— Да ладно тебе, — махнул рукой Кудлич. — А вещи, конечно, можешь оставить мне, о чем разговор.

Они вышли в мартовскую ночь. Морозец затянул лужи ледком, снег покрылся твердой, хрустящей при каждом шаге коркой.

На следующий день в предвечерние часы бойцы 1-й роты перешли по льду на другой берег и вступили в село Соколово. На всякий случай первой туда вошла разведгруппа, за ней — группа боевого обеспечения. Они шли осторожно, держа оружие, готовым к стрельбе. Ведь они не знали, есть в селе немцы или нет.

Английские шинели и выкрашенные в белый цвет мелкие тарелкообразные каски поначалу было испугали местных жителей. В первую минуту они приняли чехословацких воинов за венгров, обмундирование которых было почти такого же цвета.

Перед зданием сельского Совета стоит часовой гражданской милиции. Неожиданно к нему подбежало несколько мальчиков:

— Немцы! — говорят они, задыхаясь от быстрого бега и вытаращив глаза. — Здесь немцы!

Часовой рывком снял с плеча винтовку и побежал за пацанами. Они натолкнулись на троих военных, которые смотрели в карту и разговаривали на чужом, незнакомом языке. Часовой осмотрел их с головы до ног. Такую форму немцы не носят, но они и не наши, это ясно.

Член гражданской милиции остановился в стороне, не зная, что предпринять. Наконец неизвестные солдаты заметили его. Лица их были приветливыми. Они сразу пускаются в разговор, объясняют, что помечают на карте, в каком направлении отсюда находятся Змиев и Тарановка. Спрашивают, далеко ли до села Пролетарское. Разумеется, они сразу успокоили его, заявив, что они чехи и будут защищать от фашистов Соколово. Особое внимание часовой обратил на самого высокого из них. Он был выше обоих своих товарищей по крайней мере на полголовы. Позже, уже после войны, увидя фотографию надпоручика Яроша, он сразу скажет, что однажды встречался с ним и разговаривал.

По деревне быстро разнеслась весть, что пришедшие никакие не враги, а чехословаки, союзники. Двери домов тут же гостеприимно распахнулись.

Надпоручик Ярош определил каждому взводу позицию. Первый взвод располагался слева, третий в центре, второй на правом фланге. Бойцы под руководством саперов сразу принялись за рытье окопов. Местные жители, главным образом женщины, подростки и старики, охотно им помогали. На полях все еще лежал снег. Днем он таял, а ночью снега подмерзал. Земля везде была твердой, как камень…

В память сельских жителей на всю жизнь врезались встречи с начальником Соколовской обороны Отакаром Ярошем.

«…Сестра сказала мне:

— У нас будет жить какой-то солдат.

Я встретилась с ним в коридоре. Он сказал мне: «Здравствуйте, хозяечка!» Потом спрашивает меня: «Почему вы такая грустная?»

— Как же мне быть веселой, — отвечаю, — когда столько бед и забот, муж на фронте, у меня дети на шее, а тут еще враг снова возвращается.

Чувствую, ему хочется меня успокоить. Говорит, вечером побеседуем. Принесу кое-какие фотографии, попьем чайку… Он оставил у нас свои вещи, но уже больше не пришел. Когда после войны я однажды увидела в газете фотоснимок, я сразу его узнала. Это был Отакар Ярош».

«А ко мне Отакар Ярош зашел одолжить лампу. Я жила у церкви, а штаб их, значит, находился рядом. Они сидели там и все время что-то рисовали. Лампу я им одолжила. Они заходили ко мне еще. Я давала им поесть, молока, картошки…»

В первый же день Ярош вместе со своим заместителем надпоручиком Ломом и командирами взводов прошел всю деревню. Он определял возможные направления атак противника. Затем он решил с саперами, где лучше всего сделать минные поля, где вырыть окопы перед деревней и между домами, где проделать бойницы в стенах домой, где построить пулеметные гнезда, как разместить противотанковое оружие. Было начерчено множество планов.

Старшина противотанковой роты Ярослав Перны получил следующий приказ от надпоручика Седлачека: «Будешь находиться при Яроше и выполнять все его приказы…»

Ему суждено было прожить в Соколове вместе с надпоручиком Ярошем шесть дней и пять ночей. С начала и до самого конца. В один из вечеров он услышал, как Ярош, сидя при свечке в доме, выбранном им для своего командного пункта, проговорил: «Отсюда я пойду или вперед, или останусь здесь». Ярослав Перны хорошо понимал командира. В этих словах звучало непоколебимое желание защитить честь офицера армии, которой в минуты наибольшей опасности для родины не разрешили даже выстрелить.

В один из следующих дней ротмистр Перны встретился у церкви с капитаном Красной Армии, сапером, который по просьбе Яроша провел работы по заминированию некоторых участков и получил от него карты минных полей. Капитан удивил его вопросом:

— Вы на фронте впервые?

— Почему вы спрашиваете? — уязвленный, бросил он. Ротмистр был уверен, что они делают все согласно наставлениям.

— Это заметил бы каждый командир, побывавший на фронте. Ваш штаб расположился в доме священника, в лучшем строении деревни. К нему ведет множество телефонных проводов. Только слепой не увидит, что это штаб. Вы думаете, что немцы этого не установят? Вот увидите, как только начнется бой, они тут же уничтожат это здание.

— Что же нам теперь, перебазироваться в другое место?

— Да нет, зачем же? — сказал капитан. — Это потребует много времени и хлопот. Вы должны перехитрить противника. Пусть они думают, что там штаб. Но одну телефонную линию вы скрытно проведите в какой-нибудь менее заметный дом.

Перны согласился с капитаном и рассказал об этом надпоручику Ярошу. Тот кивнул головой:

— Гм, он прав. — И тут же приказал перенести свой командный пункт в небольшой домик у церкви. С надпоручиком Ломом и Седлачеком они склоняют головы над картой. Подпоручик медицинской службы Шеер, который с отделением санитаров должен был бороться за жизнь раненых, сохранил в памяти смысл монологов командира:

«Церковь будет центром обороны. Откуда бы они ни пришли, мы должны иметь прочную круговую оборону. В самом худшем случае все, оказывая упорное сопротивление и нанося противнику урон, начнут отход от церкви, которую мы должны удержать любой ценой, как это делают советские гвардейцы в Тарановке».

Иногда он, заметив доктора, обращался к нему: «Что у вас, доктор? Вам что-нибудь нужно? Если дело у вас не срочное, то подождите, пожалуйста, мы должны закончить».

Конечно, доктор ждал, с интересом наблюдая за этим решительным, твердым, закаленным командиром. Он всегда был спокоен и точен. Не в его привычке было общаться с людьми в белых перчатках. Он был солдатом до мозга костей. Заметной чертой его характера было здоровое честолюбие. Этот человек прямо-таки источал силу и волю. Своеобразный человеческий мотор. Отдавать эту силу, заряжая ею других, было жизненной необходимостью. Это доставляло ему радость и удовлетворение.