Дебора Фельдман - Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней

Когда в феврале 2012 года «Неортодоксальная» впервые появилась на прилавках книжных, ультраортодоксальные евреи были вне себя от бешенства. На форумах и веб-сайтах, созданных специально для дискредитации и нападок на меня, хасиды выкладывали тирады, в которых обвиняли меня во лжи, а верующие заявляли, что я опозорила мировое еврейское сообщество, вывесив на всеобщее обозрение наше грязное белье. Одно хасидское издание сравнило меня с Йозефом Геббельсом и заявило, что я могу спровоцировать новый холокост. Меня называли величайшей антисемиткой и неоднократно выдвигали подозрения, что я встречаюсь с Мелом Гибсоном.

Некоторые из моих критиков даже удосужились прочесть книгу, но их смутило не столько содержание «Неортодоксальной», сколько то, что я была женщиной, которая осмелилась высказать свое мнение. Откуда столько злобы? Неужели я так сильно их напугала, просто рассказав свою историю? Дело в том, что я стала одной из первых, кто приподнял крышку над очень закрытой еврейской общиной; ее члены весьма заинтересованы в том, чтобы сохранить свой образ жизни в тайне, и существование этой общины — серьезная проблема, которую большинство евреев предпочитает игнорировать. Стоит признать, что я не сожалею о том, что предала все это огласке. За скандалами неизбежно следует обсуждение, и я питаю большие надежды, что подобный диалог принесет реформы и перемены в фундаменталистскую еврейскую культуру. Меня очень волнуют права женщин и детей, и мне хорошо известно, как эти права нарушаются в общине, в которой я выросла. Я верю, что преобразование таких радикальных групп послужит интересам основной части общества, которая их поддерживает.

Почему я решилась высказаться? Кто-то должен был это сделать, и так вышло, что этим человеком оказалась я. Несмотря на то что первым моим инстинктом было сохранить свое прошлое в секрете, я рада, что написала «Неортодоксальную». Меня больше не мучают стыд и тревога, которые сопутствуют хасидскому прошлому. Напротив, озвучив свою историю, я ощутила прилив сил. Приятно рассказать все без утайки и знать, что это побуждает других поступить так же. Я с воодушевлением наблюдала, как после выхода книги такие же бунтари, как я, выступали из тени: кто-то писал серьезные статьи в поддержку образовательной реформы, кто-то соглашался рассказать о пережитом насилии. Их труды вселяют в меня надежду, и я знаю, что это только начало.

Живя среди хасидов, я часто слышала истории о женщинах, которые ушли из религиозной общины и потеряли своих детей в безобразных битвах за право опеки. Решившись покинуть общину, я знала, что не допущу подобного. Декан юридического факультета Колумбийского университета заявил, что мои шансы сохранить опеку стремятся к нулю, и несмотря на то, что президент Женской коллегии адвокатов согласилась представлять мои интересы, она также не была уверена в исходе. Однако при помощи комбинации тщательного планирования, рискованной правовой стратегии и шумихи в прессе я умудрилась получить и религиозный, и гражданский развод, и опеку над сыном. Более того, мой брак был расторгнут в канун Песаха в 2012 году. Я пришла на седер и отпраздновала собственное освобождение вместе с освобождением еврейского народа. В двадцать пять лет, спустя три года после ухода из общины, спустя два года после того, как я дописала мемуары, я наконец-то добилась свободы.

Как я построила новую жизнь с нуля? Я была на нуле. Моя советница из колледжа Сары Лоуренс предупредила, что развод — это кратчайший путь к нищете; она сомневалась, что мне стоило совершать такой отчаянный прыжок в пугающий незнакомый мир материнства в одиночку и без всякой поддержки. И она сомневалась не зря; едва ступив за порог, я навсегда потеряла бы семью и общину, в которых провела всю жизнь. Да, существовали и другие люди, покинувшие хасидскую общину, но по большей части это были мужчины, не обремененные детьми, и их раздражало мое желание поскорее чего-то добиться, вместо того чтобы наслаждаться благами новой жизни.

У меня не было опыта работы, а тот, что был, не имел здесь веса. У меня не было высшего образования. Мне нужно было лавировать между своей учебой, воспитанием сына и зарабатыванием нам с ним на пропитание, одновременно привыкая к жизни в незнакомом мире. Я искала себе новый социум, но не хотела менять тяжелое прошлое на такое же будущее. Я проехала сквозь всю Америку, желая узнать побольше о стране, в которой родилась, и о местах, где прежде не бывала. Я искала людей, которые смогут понять и принять меня. В конце концов я вернулась в Нью-Йорк и поняла, что именно этот город могу назвать своим домом.

Расставание с религией, привычным социумом и семьей дается нелегкой ценой. Я научилась сохранять покой даже перед лицом ненависти и оскорблений, исходивших из моей бывшей общины. В итоге я обратилась к тому же, что утешало меня и в детстве, — к книгам, и истории в них поддерживали во мне боевой настрой в те трудные времена. Я нашла друзей и родных на замену тем, кого потеряла. Теперь меня окружает столько любви и заботы, сколько я раньше и представить не могла. Я по-прежнему считаю себя еврейкой, поскольку это мое культурное наследие, но не ищу духовной поддержки в иудаизме. Я стараюсь не навязывать сыну свои взгляды в этом отношении; я не хочу, чтобы мой личный опыт затенял его восприятие. Когда я вижу, как он исследует мир без страха и смущения, то радуюсь, что он проживает детство в свое удовольствие — именно так, как я всегда мечтала сама. Если он вырастет и решит стать раввином или талмудистом, я пойму, что он пришел к иудаизму самостоятельно, — и в этом вся разница. Пока что мы оба наслаждаемся тем, что сами можем делать выбор и ни от кого не зависеть.

Мои первые годы во внешнем мире были непростыми, и меня до сих пор передергивает кое от каких неловких воспоминаний, но все же я поняла, что способна ориентироваться в светском обществе. Я заявила о своих правах на место в этом мире, и вопреки всему те горизонты, на которые я когда-то смотрела с таким вожделением, стали мне домом. Люди спрашивают, обрела ли я счастье, но я обрела кое-что поважнее: индивидуальность. Я наконец-то могу быть собой, и это очень приятно. Если кто-то однажды попытается навязать вам, кем быть, надеюсь, вы тоже найдете в себе силы отстоять свою правду.

Апрель 2012

Нью-Йорк

Ровно десять лет назад в двухкомнатной квартире в Нью-Йорке я уложила своего трехлетнего сына в двухместную кровать, втиснутую в нашу крошечную спальню, села на диван и раскрыла потрепанный жизнью ноутбук с началом рукописи, которая всего через несколько молниеносно пролетевших месяцев превратилась в «Неортодоксальную».