Люк Бессон - Несносный ребенок. Автобиография [litres]

Разум отказывался воспринимать. Это невозможно. Это не могла быть она. Она ведь в Сорбонне на вечерних курсах. Я решил придвинуться к стеклу и подождать еще один круг, чтобы узнать, не ошибся ли я. Она снова демонстрировала мне свои ягодицы, но я ждал ее лица. Это точно была Ладва. Маленькая хорватка из хорошей семьи. У меня не оставалось никаких сомнений. Меня чуть не вырвало. Я выскочил из кабинки и отправился подышать свежим воздухом. Мои товарищи в конце концов ко мне присоединились. Все они просмотрели три круга и нашли зрелище потрясающим. Я был бел как полотно и совсем не мог говорить.

– Ладно тебе, все не так страшно! Ты поправишься! – насмешливо сказал мне Марк.

Я сделал несколько глубоких вдохов и наконец сказал им правду.

Все развеселились.

– До чего же хороша! – сказал один из моих приятелей.

– Ты нас познакомишь? – вторил ему другой.

Я пожал плечами и ушел вперед, чтобы больше не слушать их смех и дурацкие шутки. Вернувшись на свой диван, я взял клочок бумаги, на котором был записан телефон Ладвы, и разорвал его на мелкие клочки.

Пьеру Жоливе пришла неплохая идея короткометражки: статичный план, снятый с потолка, – бандиты со сломанными руками, готовящие ограбление. Идея понравилась, Анконина был все еще в гипсе, роль была как раз для него. Я официально стал вторым режиссером и был страшно горд своим повышением. Мне даже собирались заплатить 20 франков – за подготовку, съемки и сопровождение. Мне было странно брать за работу столько денег. Я бы сделал все бесплатно, благожелательность друзей была для меня бесценна. Пьер позволил мне участвовать в работе на всех этапах, даже в написании диалогов. Постепенно я обрел уверенность и стал что-то предлагать. Пьер оказался из разряда берущих. Он меня слушал, отбирал и сохранял в памяти все, что ему подходило, как всякий хороший режиссер-постановщик. Короткометражка получилась веселая, и мы пообещали друг другу сочинить что-нибудь вместе.

Ришару Анконине наконец сняли гипс. Как птица, вновь обретшая крылья, он вылетел из квартиры Марка, освободив комнату. Мы с ним ночи напролет мечтали в ней о нашем будущем. Его будущем актера и моем – режиссера-постановщика. Я рассказал ему начало «Подземки», и он нашел его гениальным. Мы договорились встретиться через несколько лет и сделать вместе фильм. Я предложу ему сыграть в «Подземке» роллера.

Фигурная скобка. Эмоция. Расставание. Ришар ушел в свою жизнь, а я – в свою комнату.

Я узнал, что Гранперре готовил фильм как исполнительный продюсер. Я снова принялся его донимать, но без мобильника это делать было трудно. Приходилось дожидаться позднего вечера или раннего утра, чтобы попытаться застать его дома. Он велел перезвонить в понедельник, потом в среду, потом на следующей неделе. Он говорил, что съемки сложные, так как это дорожное кино, road movie , которое приходится снимать по всей Франции. Он меня мариновал, и я чувствовал, что тут обойдутся без меня. Чтобы заинтересовать своей персоной, я даже еще больше снизил требования к зарплате. Я и так был на нуле, тем не менее предложил принять меня на работу за еду и ночлег. Но даже на таких условиях Патрик ничего мне не обещал. Наконец однажды он сказал:

– Позвони завтра утром в офис «Альги».

У «Альги» арендовали камеры. Моя голова начала лихорадочно соображать. Если Патрик будет завтра утром забирать камеры, значит, они готовы загрузить оборудование и выехать на съемки. Я знал, что первые недели они будут снимать в Бретани. На следующее утро я позвонил, как и договорились, в восемь часов. Патрик сообщил, что съемки начнутся завтра, а прямо теперь он уезжает в Бретань. И смутно пообещал, что по возвращении в Париж подыщет мне работу. Я умолял взять меня с собой и клялся, что никогда его не разочарую. Патрик поколебался, потом сказал:

– Слушай, мы уезжаем через пять минут. Ждать тебя я не буду.

– Я звоню из кафе напротив «Альги». Чемодан у меня с собой, и я готов ехать, – сказал я.

Патрик не знал, что ответить. Он подыскивал аргументы.

– Люк, у нас очень ограниченный бюджет, мне нечем будет платить тебе за комнату в отеле.

– У меня с собой спальный мешок, я буду спать в грузовике с оборудованием, как раз могу за ним присмотреть, – ответил я.

На этот раз у Патрика уже не было аргументов. Моя страсть к кино была слишком сильной. Это ведь он меня заразил, и он нес за это ответственность.

– Хорошо, ну… приходи, – в конце концов сдался он.

Я бегом пересек улицу, ни с кем не поздоровался и сразу юркнул в грузовик. Механик камеры, который вел грузовик, был старожилом из старожилов, и я заставил его рассказывать мне о своих первых съемках. Он начинал с Фридкиным на «Французском связном» (1971). В ту эпоху механиков на каждой съемке было около двадцати.

В Бретань поехали всего трое. Я тут же предложил свою помощь. Поскольку моя роль на самом деле не была определена, я с радостью готов был поучиться ремеслу рядом с ним. Механик улыбнулся, он немало повидал таких бешеных щенков, как я, но обычно они бывали заносчивы и не разговаривали с рабочими.

– Механик, он всегда рядом с камерой, он все видит и все слышит. Это лучшее место для того, чтобы учиться, – доверительно сообщил он.

Я это знал уже с первого дня, едва ступив на съемочную площадку, но поблагодарил его за подсказку.

Патрик приготовил мне подвох. Он позволил мне выгрузить оборудование и дал первое задание: отогнать пустой грузовик в Париж. Мне стало погано.

– Завтра пойдешь в офис и будешь там стажироваться.

Видимо, я заслужил утешительный приз. На следующее утро я сел за руль грузовика. Через стекло я видел рабочих, которые были заняты подготовкой первого плана. От этого зрелища у меня свело живот. Я умирал от желания остаться, и на глаза навернулись слезы. В зеркало заднего вида я наблюдал, как включили первый десятикилограммовый прожектор, и он расцветил жизнь за моей спиной.

На следующее утро я был в офисе. Патрик, видимо, все-таки предупредил коллегу-продюсера. Но тот был чем-то раздражен, и в десять утра открыл уже вторую пачку сигарет.

– Сядь вон там. Тебе скажут, когда понадобишься, – бросил он не глядя.

Я тут же уселся на указанное место и терпеливо ждал, как на приеме у врача.

До 19 часов я не сдвинулся с места, и он меня наконец освободил:

– Завтра в это же время, – и хлопнул дверью.

На следующий день я пришел пораньше. Как знать, вдруг понадобишься. Он явился около полудня со своей четырехлетней дочкой. Была среда, и он взял ее на целый день. От всего этого попахивало разводом. Мать звонила каждые десять минут, и они ругались по телефону в присутствии малышки, которая умирала от скуки. А потому куксилась и мешала отцу работать. Парень был на грани нервного срыва.