Филип Норман - Пол Маккартни. Биография

В.: Каковы твои отношения с Клейном?

О.: Они отсутствуют. Я не поддерживаю с ним контакт, и он меня нигде не представляет.

В.: Что ты теперь планируешь? Отпуск? Мюзикл? Фильм? Уход на покой?

О.: Мой единственный план — продолжать расти.

В руки Daily Mirror попал сигнальный экземпляр, и 10 апреля она вынесла историю в заголовок: «ПОЛ УХОДИТ ИЗ BEATLES» . Итак, двенадцать лет, девять месяцев и четыре дня спустя после того, как он сыграл Джону «Twenty Flight Rock» в зале церкви Св. Петра, все было кончено.

Несмотря на шумиху и дальнейшие подтверждающие заголовки по всему миру, новость произвела странное, несенсационное ощущение — почти облегчение от того, что длившаяся несколько месяцев неопределенность, наконец, разрешилась. Beatles растворились в истории синхронно с самими шестидесятыми: их последователи чувствовали себя, как будто пробудились от блаженного сна и лежащее перед ними новое десятилетие не сулило ничего, кроме мутного похмелья.

В Лондоне на крыльце штаб-квартиры Apple было устроено траурное бдение, подобное тем, что традиционно проводились у Букингемского дворца после кончины монархов. Согласно преобладающему мнению опрошенных на камеру «яблочных очистков», во всем была виновата Линда. «Вообще-то она должна быть Полу женой, — поясняла одна из них репортеру BBC . — А она для него повелитель, опекун… Она скажет: „Прыгай“, и он прыгает. С таким гением, как Пол… Нельзя позволять женщине делать такое с мужчиной».

Пол горячо защищал себя от обвинений в деструктивном эгоизме, сыпавшихся со всех сторон. «Я не уходил из Beatles , — протестовал он. — Это Beatles ушли из Beatles , но никому не хотелось первым сказать вслух, что все, праздник кончился». Как бы то ни было, это не имело большого значения: пресса почти единодушно обвинила его в непомерном самомнении и безответственности — а также в бездушной расчетливости, ибо только ею можно было объяснить, что он приурочил такую ужасную новость к выпуску своего первого сольного альбома. Дело было в том, что даже самые сведущие из наблюдателей не знали ничего об остракизме, игнорировании, закулисных интригах и унижениях, которые он пережил в группе за последние месяцы, при этом все равно пытаясь удержать ее вместе.

Джон тем временем думал, вне себя от злости, о том, как полгода назад его уговорили повременить с отставкой ради общей пользы. А теперь Пол украл прощальный жест, который должен был сделать он сам. Когда журналист поинтересовался его реакцией, Джону было что сказать в ответ, хотя и не без солидной дозы амнезии: «Это элементарно: [Пол] не смог навязать всем свое мнение и поэтому теперь сеет хаос. Я в прошлом году сделал четыре альбома и даже не заикнулся о том, что хочу уйти».

На фоне спровоцированного им судьбоносного события сам альбом McCartney , как оказалось, тоже не вполне оправдывал ожидания. Слушатели, рассчитывавшие на смелость замысла и филигранное исполнение, отличавшие «Penny Lane» или «Eleanor Rigby» , на связность и безукоризненное качество Sgt. Pepper или Revolver , были озадачены, если не вовсе разочарованы его кустарным, а то и просто сырым звучанием. Большинство новых песен — «Teddy Boy», «Junk», «Every Night» — были написаны Полом в самой его неамбициозной, невыразительной манере, и ко всему альбом почему-то изобиловал инструменталами с доминированием гитары, смысл которых, по-видимому, можно было выразить словами «Все, что может сделать Джордж, я могу сделать еще лучше». Номер эпохи Quarrymen, «Hot as Sun» , был, по сути, куском фоновой эстрадной музыки, из тех, что они играли в Гамбурге, и перетекал во фрагмент под названием «Glasses» , который длился всего несколько секунд, но все равно был явной напрасной тратой альбомного хронометража. Играя на музыкальных бокалах, даже Пол Маккартни звучал как кто угодно другой.

Из общей домашне-самодеятельной атмосферы выбивались только две вещи. Первая, «Suicide» (когда-то, как ни странно, Пол надеялся, что ее мог бы спеть Фрэнк Синатра), имела те же корни, что и «Maxwell’s Silver Hammer» и некоторые другие образцы его веселого похоронного юмора. Вторая, вдохновленная Линдой «Maybe I’m Amazed» , и вовсе не напоминала ни о какой самодеятельности: это была возвышенная баллада, эротический подтекст которой по выразительности мог сравниться с лучшими вещами Коула Портера.

Рецензии были неоднозначными, хотя все до единой отмечали исключительные достоинства «Maybe I’m Amazed» . Ричард Уильямс в Melody Maker ругал альбом за «откровенную банальность» и назвал стилизованную под хиллбилли «Man We Was Lonely» «худшим образцом [маккартниевского] мюзик-холльного стиля». С другой стороны, по словам Алана Смита из NME , все это «слушалось, как будто человек перевел свое ощущение жизненного комфорта в звуки музыки… Восторг — неправильное слово для этого альбома. Правильно говорить об ощущении счастья и уюта».

Что бы ни говорили критики, прицельный расчет даты выпуска McCartney , в котором все обвиняли Пола, более чем оправдался: альбом провел три недели на первом месте «горячей сотни» Billboard , достиг второго места в Британии и возглавил чарты во всем мире.

Несмотря на все произошедшее, для Пола самой важной по-прежнему оставалась реакция его уже бывших товарищей по группе. Джордж, пряча язвительность за тоном искренней озабоченности, выражал сожаление, что Пол «изолировал» себя от музыкантов равного ему масштаба и что теперь «единственный, кто может сказать ему, хороша песня или нет, это Линда». Однако человек, который был главным слушателем его музыки еще со школьных дней и редкое одобрение которого Пол ценил как ничто, не проронил ни слова. На самом деле альбом вызвал у Джона беспредельное отвращение, однако — до поры — он предпочел об этом умолчать.

13 мая состоялась мировая премьера фильма Let It Be («Пусть будет так») в Нью-Йорке, а чуть позже прошли его британские премьеры в Лондоне и Ливерпуле. Beatles присутствовали только на афише, где четыре их лица были строго отгорожены друг от друга черной, траурной рамкой. По сути, это и были не праздничные мероприятия, а поминки.

Наконец-то все смогли увидеть — на большом экране, безжалостным крупным планом — холодные репетиции в киностудии в Туикинеме 16 месяцев назад, предназначенные для альбома, который так и не увидел свет, с Полом, практически взявшим на себя роль настойчивого молодого учителя, которому никак не удается расшевелить обленившийся класс. Все увидели и Джорджа, угрюмо пререкающегося с преподавателем («Слушай, я сыграю все, как ты скажешь. Или вообще не буду играть. Все для твоего спокойствия, только скажи»), перед тем как исполнить собственный — закадровый — уход со сцены. Если считать краткое бегство Ринго во время записи «Белого альбома», получается, что каждый из коллег Пола успел попрощаться с коллективом до него.