Евгений Карпов - Повести. Рассказы

Воскликнул я так вот почему.

Небо на востоке было чисто-синим, светящимся, а снизу, у самой кромки горизонта, чуть-чуть золотилось солнцем, которое приближалось к нашему Ключевому с той стороны земли.

Это небо, какое-то поющее, призывное и необыкновенно чистое, проглядывало сквозь ажурные звонницы собора, расстилалось над куполами, и темный, тяжелый, мрачный собор растворялся в свете зари.

Это Зодчий создал его таким.

Январь 1965 г.

Моздок

Дожди, дожди и дожди в горах Кавказа, а в степях Ставрополья гуляют пыльные бури, чахнут от жажды хлеба и сады, уже в мае сохнут и становятся огненно-рыжими травы на пастбищах.

Зимою непроходимые заносы, вьюги наметают на перевалах, засыпают с крышами лесные кордоны, а в степях трескается нагая земля, гибнут озимые от лютых морозов, ветры уносят плодородную почву в овраги. Дожди и дожди в горах.

Мы с Георгием Федоровичем Бормотовым, наконец, вырвались из непроницаемых завес синих дождей на солнышко.

В этом месте Кубань, спустившись с заоблачных высот седого Приэльбрусья, одолела у карачаевского селения Кумыш каменную теснину и вырвалась в широкую долину, но у станицы Усть-Джегутинской есть еще одна темного камня теснина, в ней-то и сбавила свой бег река, закружилась водоворотами, разлилась перед плотиной небольшим, но глубоким ярко-синим водохранилищем.

Смотрят в тихие воды крутолобые холмы, над которыми высятся вдали снежные вершины Белалакая, Домбай-Ульгена и самого, как говорили в старину казаки, батюшки-Эльбруса. Растет вдоль берега молодая ореховая роща, стройными рядами стоят островерхие пирамидальные тополя.

Влево от плотины падает рукотворный водопад и за ним Кубань продолжает свой бег неторопливо, почти как равнинная река, а вправо уходит канал. Упрямо и гневно кружится вода, вырываясь из-под стальных затворов, а потом, смирившись с волей человека, привольно и величественно течет в далекие степи.

Шофер остановил машину у плотины, и мы с Георгием Федоровичем поднялись по тропинке мимо кустов жасмина, роз на бетонный мостик с тонкими железными перилами. Отсюда хорошо были видны река, канал, карнизом уходивший вдоль холма, горы и водохранилище, горевшее бирюзой.

— Передвижная; механизированная колонна, — сказал Георгий Федорович, — пришла сюда двенадцать лет назад. Наши ребята торжественно вынули первый ковш земли из котлована будущего гидроузла, начали насыпать вот эту плотину, сооружать ложе капала. В шестьдесят седьмом кубанская вода пришла в пересыхающую речку Калаус за сто пятьдесят километров отсюда. Это первая очередь Большого Ставропольского канала. Сейчас сооружаем вторую, до села Александровского — шестьдесят семь километров. Уже теперь видите, какая славная река получается, а когда пустят канал на полную мощность, когда до краев заполнят?! Красавец будет! Правда? Понесет, покатит воду из Кубани в жаркие степи, на Черные земли, в Калмыцкие полупустыни. Оживит горная водица те полумертвые края, зацветут сады, заколосятся поля… Сегодня я «покажу» одну из наших проблем. Поедем на распределитель Широкий.

И мы поехали.

Первая очередь Большого Ставропольского заканчивается недалеко от села Курсавки. Там же берет начало распределитель Широкий — ветвь главной магистрали. Водами этого распределителя будут орошаться десятки тысяч гектаров пашни, сады, виноградники, вода придет в села и города. Больше ста километров оросителя было сооружено два года назад и поставлено под замочку. Пошла вода, и земля местами начала проваливаться, просело ложе канала, перекосились бетонные затворы на полях, потому что такие уж грунты под ним оказались. Ходили мы с Георгием Федоровичем вдоль оросителей, по полям, и он говорил:

— Видите, беда какая? Собирались мы сдать этот участок Широкого к осени, к началу влагозарядковых поливов, но ничего не получилось.

— Вы говорили — просадные грунты, а проектировщики не знали о них раньше?

— Знали, но… Если все делать по-хозяйски, то надо бы и распределитель Широкий, и оросители забрать в трубы. Но не было необходимого оборудования, и проектировщикам пришлось исходить из реальной возможности. А теперь вот возникли эти трудности, которые придется преодолевать главным образом нам, строителям. Нужно подготовить к форсированному пропуску воды распределитель Широкий, сделать все необходимое, чтобы будущей весной напоить земли и получить хороший урожай пшеницы.

— Трудновато это сделать.

— Слишком мягко сказано. Не трудновато, а очень трудно, и даже труднее. Ведь дело движется к зиме, работать будем в дожди, в такую грязь, когда ноги не вытянешь, намучаются наши механизаторы. А зимой ударят морозы, придется взрывать грунт, дробить клин-бабами. Работы к тому же разбросаны крохами на сотни километров. Не успеет экскаваторщик развернуться хорошенько, приноровиться, а ему уж двигаться дальше. Вот и получится — будет он переезжать с места на место больше, чем работать, и производительность от этого упадет, и зарплата, и план… К тому же трудиться придется далеко от наших таборов. Представьте: вокруг тебя день за днем хлещут дожди, метет пурга, воет ветер, а ты со своим помощником сидишь в железной коробке экскаватора. Так на экскаваторе хоть помощник есть, а как быть бульдозеристу, скреперисту? Один с утра до вечера. Много дней каждому из них обедать всухомятку. Яйца, сваренные вкрутую, колбаса, холодное мясо так им осточертеют, что потом месяцы на них и смотреть-то не смогут. Но это, конечно, не главное, люди к такому быту привыкли — это их профессия, их дело. Но взять какую-нибудь поломку, когда нужна срочная техническая помощь. Что делать? Ехать за десятки километров, и хорошо если есть на чем, а то иди пешком в совхоз, звони в ремонтные мастерские, жди, сиди без дела, тоскуя в непроглядной круговерти.

— Да-а, — почесал я затылок, — вы такого наговорили… Не знаю, дождутся ли будущей весной поля вашей воды.

— Э, нет! — возразил Георгий Федорович. — Это слишком серьезно, чтобы мы тут потерпели поражение. Я вот уже почти тридцать лет в этом коллективе и не помню, чтобы хоть раз мы подвели. Не бывало такого. И не будет, пока есть у наших гвардейцев сила в руках. Однако надо ехать…

Надо.

А мне, видно, пришла пора рассказать читателю о моем добром знакомом, Герое Социалистического Труда, заслуженном мелиораторе, кавалере трех орденов Георгии Федоровиче Бормотове.

Что правда, то правда — все начинается с детства, с его розовой горки, но верно и другое — само детство тоже с чего-то начинается…