Алексей Каплер - Долги наши

Потапенко начинает негромко насвистывать мелодию. Дуся слушает, потом тихонько запевает:

Потапенко вторит:

Потапенко протягивает Дусе руки, и она кладет в них свои. Он насвистывает тихо и мелодично. Закрыв глаза, без слов Дуся напевает мотив песни, и они с Потапенко под этот мотив кружатся.

На полянке появляется профессор с Татьяной Ивановной.

Танцующие останавливаются. Потапенко смущенно откашливается.

— Извините, пожалуйста… вы хозяева этой дачи? — обращается к ним Татьяна Ивановна.

— Да. А в чем дело?

— Мы путешествуем, вот остановились тут. Хотим попросить у вас воды.

— Прошлый год, то же самое, такие автотуристы остановились, — говорит Дуся, — до того нагадили, что из дачи, извините за выражение, выйти нельзя было.

— Позвольте, мы вовсе не собираемся тут гадить, как вы изволили выразиться, — вмешивается в разговор профессор.

— Мишенька, ты обещал не волноваться.

— Никакой воды, а то соберутся тут кучей.

— Я, собственно, обращаюсь к вам, товарищ, — игнорируя Дусю, поворачивается Татьяна Ивановна к Потапенко.

— К нему нечего обращаться. Что я сказала, то и будет.

— Видите ли, — говорит Потапенко, — в прошлом году действительно…

— А почему мы должны отвечать за прошлый год? Меня удивляет, что есть еще кулаки, которые отказывают людям в воде, — вспыхивает профессор.

— Миша, ради бога! У тебя сердце…

— Кто кулаки? — кричит Дуся. — Сам кулак!

— Позвольте, как вы смеете?

— А вот смею! И чихать мне на вашу интеллигенцию. Скажите, пожалуйста, они мне будут указывать, как выражаться у меня дома. Да плевать я на вас хотела!

— Ах ты, дрянь такая! — вскрикивает профессор.

— Я не позволю называть мою жену дрянью!

— Нет, это я не позволю!

— Миша, ты обещал…

— Оставь. Я вам покажу частную воду, кулачье проклятое… Заборов понастроили… Окопались…

— Миша… Умоляю…

— Потрудитесь удалиться! — кричит Потапенко.

— А вот и нет! А вот назло не уйдем! И всех туристов будем уговаривать именно здесь располагаться!

Татьяна Ивановна старается его увести.

— Успокойся, Мишенька…

— Забирайте вашего золотушного Мишку, — визжит Дуся, — или я за себя не отвечаю.

— Ради бога… — уводит Татьяна Ивановна профессора.

— Ископаемые…

— Лиловые круги перед глазами, — говорит Дуся, — а ты не встревай. Ты больной человек…

Потапенко замечает Лену, которая давно стоит у раскрытой калитки, и раздраженно спрашивает:

— А это кто?

— Новая жиличка, познакомься.

Потапенко, протянув Лене руку, весь еще в пылу ссоры:

— Потапенко.

Лена подает ему руку.

— Да… Здравствуйте…

— Позвольте, а что это вы… плачете?

— Нет… Нет…

— Вас кто-нибудь обидел?

— Нет, ничего… Просто так…

Лена плачет все сильнее.

Прошла неделя. Мы видим, что на забор дачи Потапенко теперь сверху набита колючая проволока, а на полянке появились палатки, раскладушки, гамаки. На веревках, на крышах палаток, на ветвях деревьев сушатся купальные костюмы, лифчики, полотенца, трусы.

В этом «диком» лагере каждый устроился по-своему. Здесь самые фантастические сооружения из простыней, брезентов, палок, веток и веревок.

Лагерь спит, освещенный встающим над горизонтом солнцем. Пересвистываются, перекрикиваются, переругиваются птицы.

Под одним одеялом спят Саша и Толя. Собственно, под одеялом только Саша — он целиком перетянул одеяло на себя.

Из палатки появляется Зина, девочка лет шестнадцати.

— Боже, какая красота!

Она распахивает полотнища палатки.

— Девочки, вставайте!

Стучит кулаком по брезенту другой палатки:

— Ребята, Петя, поднимайтесь скорее, вы такого в жизни не видели.

Из калитки дачи Потапенко выходит, почесываясь и потягиваясь, Кузьма Кузьмич.

— Ой, извините, я вас разбудила… — говорит Зина.

Вслед за Кузьмой, завязывая на ходу поясок платья, быстро выходит Ирина Николаевна.

— Ничего, Кузьме полезно. Подумай только, ты мог это проспать…

— Здорово, конечно, — меланхолично отвечает он.

— «Здорово»… Холодный квас у тебя тоже «здорово».

Из палаток появляются люди. Кто в трусах, кто в пижаме, кто в купальном халате. Собираются, смотрят на море. Группа освещена красным светом встающего солнца. Постепенно свет становится золотым. Кто-то вздыхает: «Да…»

— И вот такое происходит каждый день, — говорит профессор, — пока мы спим, заседаем, суетимся.

Зина протягивает вверх руки.

— Был бы бог, встать бы сейчас на колени, сказать: спасибо тебе за это счастье!

— Отсталая женщина! — говорит Кузьма.

— Обидно быть стариком в такое утро, — вздыхает профессор.

— Ну, какой же вы старик?

— Самый настоящий. Вчера грохнуло сорок.

Наступает молчание. Кто уселся, кто прислонился к дереву. Свет переливается. Разгорается утро. Снова чей-то вздох: «Хорошо…»

— Миша, — тихо говорит профессору жена, — тут так красиво, но давай поедем в цивилизованное место, в гостиницу, что ли…

— Неужели тебе не нравится?

— Ну, как ты не понимаешь? Мне, например, неудобно без удобств.

— Как странно, — задумчиво произносит Зина, — мы собрались случайно. Я ничего о вас не знаю… Но почему же вы все мне уже кажетесь такими своими? Ведь про вас (профессору) мы знаем только, что вы Михаил Михайлович, а про вас (Кузьме Кузьмичу), что вы муж Ирины Николаевны, а про тебя (Пете), что ты поступил на филфак… почти ничего… как странно… как мало люди вообще знают друг о друге…

— Как хорошо, — говорит Петя профессору, — что вы остановили нас на шоссе и посоветовали тут остаться…

— И нас тоже, — Зина подходит к Ирине Николаевне. — Спасибо, что вы нас вчера взяли с собой на раскопки… И, знаете, Ирина Николаевна, я решила тоже стать археологом — как вы.

— Ну, что же, детка, я очень рада.

— Я столько думала — кем стать в жизни. И вот уже десятый класс, один только год остался, а у меня ничего не было решено. Какое счастье найти, как вы, целый город… а этот каменный лев… Ирина Николаевна, я влюбилась в него, честное слово… вы заметили — он улыбается? Какие же они были, скифы?.. А можно, я буду пока работать у вас на раскопках?

— Вы же приехали отдыхать?

— Разве может быть лучший отдых?