Алексей Каплер - Долги наши

— Зачем?

— А перед дачей выставить. Вот для него место, Яша. А что если нанять людей перетащить его?

— Чепуха какая.

— Да он там никому не нужен, валяется. Его отмыть да почистить. Помнишь, у немецкого барона, где мы стояли в Раденберге, там даже два льва было.

— Сравнила, дворец…

— Подумаешь, немцу можно, а нам нельзя?

Потапенко замечает Толю и Сашу, поднимающихся с берега.

— А, плотники! Привет! Работа идет?

— Мы мигом, — отвечает Саша.

Усевшись на пенек, Потапенко ожидает, когда ребята начнут работать.

— Ну, давайте.

Толя и Саша перебирают инструменты, переглядываются. Поворачивают то одной, то другой стороной приготовленные бревна.

— Тут хорошо бы струбцинкой… — произносит Саша.

— Со струбцинкой бы совсем другое дело.

— Ну, хватит, друзья, — говорит Потапенко. — Вы меня за мальчика принимаете?

— Начинается… — шепчет Толя.

— Не понимаю. Колючую проволоку мы вам на забор поставили?

— Даже все пальцы себе поотбивали.

— Вот именно, пальцы поотбивали, — усмехается Потапенко.

— И скамейку эту сделали.

— У меня от них прямо голова не выдерживает… — обращается Дуся к мужу.

— Вы же топора держать не умеете. Плотники. Признавайтесь, что вы за народ?

— Не понимаю, — притворяется Саша.

— Рассказывайте, кто вы такие? Садитесь.

— Мы постоим.

— Нет, отчего же, присаживайтесь.

Саша и Толя с опаской садятся на скамейку. Раздается угрожающий треск. Ребята хотят вскочить, но Потапенко их удерживает.

— Сидите, сидите.

Раздается оглушительный треск, скамейка разваливается. Толя и Саша на земле.

— Эх, ребята, вы же к бывшему строителю попали. Так кто вы такие?

— Студенты Ленинградского медицинского.

— Нахалы вы, а не студенты, — говорит Дуся.

Потапенко машет рукой.

— Собирайте, ребята, вещички, и с богом.

— Ясно.

— Больше мне не попадайтесь, — говорит Дуся и уходит с мужем в дом. Навстречу им Лена. Она видит Толю и Сашу, сидящих на земле среди обломков скамейки.

— Какое кораблекрушение, — смеется она и помогает ребятам подняться.

— Кончена наша глобальная авантюра, — говорит Толя.

Лена замечает, что Саша хмурится.

— Ты чего такой мрачный?

— Так.

— Глубоко сказано. Я подумаю над этим. Ребята, какой я сегодня сон видела!

— А я, сколько ни старался, ни одного сна в жизни не видел, не знаю даже — как они выглядят, — ухмыляется Саша.

— Расскажи, — просит Толя.

— Понимаете — никаких людей, никаких предметов, никаких событий — ничего. Абсолютно ничего…

— Тогда выходит, тебе ничего не снилось, — угрюмо говорит Саша.

— …только ощущения… Я чувствовала высоту, огромную высоту… Сердце замирает, и страшно дышать.

— А что значит высота? Горы, облака?

— Нет. Просто чувство высоты.

— Понимаю. И тебе было хорошо? — говорит Толя.

— Хорошо? Это не то слово. Я была счастливой… Совсем счастливой. Мне просто снилось, что я счастливая…

— А все-таки свинство, что даже между самыми близкими людьми есть стена, за которую не проникнуть.

Лена смеется.

— Конечно, невозможно взять другого человека в свой сон.

— Значит, стена?

— Нет, сон ведь имеет к этому другому прямое отношение.

— Правда?

— Конечно! Какой ты глупый.

— Я тоже, наверно, глупый, — говорит Саша, — не понимаю, о чем вы говорите.

Толя смеется:

— Ребята, до чего у меня щенячье настроение. Так бы, кажется, и залаял!

Слышится голос Дуси:

— Лена, а Лена!

— Иду-у! А ты, Толик, полай тут пока немножко.

Она уходит.

— Толька, у меня к тебе просьба, — говорит Саша.

— Что за предисловие?

— Плохи мои дела.

— О чем это?

— Ты замечал, что человек меняется от того, кто собеседник? С одним ты остроумен, с другим — двух слов не свяжешь. С Леной я просто осел. Вот письмо. Будь другом, отдай ей.

— Не могу.

— Как это не могу? Не хочешь?

— Саша, мне неприятно, но я действительно не могу.

— Почему?

— Вот уже неделю я собираюсь тебе сказать…

— Что такое?

— Как ты считаешь — можно чем-нибудь разорвать нашу дружбу?

— В чем дело?

— Поклянись страшной клятвой, что мы не поссоримся.

— Чего пугаешь? В шайку грабителей завербовали?

— Клянешься?

— Ну, клянусь.

— Без «ну» клянешься?

— Клянусь без «ну».

— Мы с Леной любим друг друга.

Наступает молчание.

— Как ты сказал? — произносит Саша.

— Сам не знаю, как это случилось.

Саша молчит, потрясенный.

— Мне тоже нелегко. Все отравлено. Как будто в чем-то перед тобой виноват.

Саша молчит.

— Ну, ударь меня, что ли? Ударь!

Саша молчит.

— Ну, что же делать? Хочешь, уеду сейчас же?

Саша молчит.

— Скажи что-нибудь! Ну, что делать, Сашка? Не молчи, ради бога. Саша, Сашка. Ну, Сашка же…

— Ведь мы все время все вместе. Когда же вы разговаривали? — недоуменно говорит Саша.

— Всегда при тебе. Да вот сейчас, например…

Снова помолчав, Саша произносит:

— Чего уж там… Я пошел.

— Саша…

Саша уходит. Толя двинулся было за ним, остановился, тихо свистит, ждет. Выходит Лена. В одной руке щетка, на другую надевает мужской ботинок.

— Что случилось?

— Я говорил с Сашкой…

Саша возвращается. Он видит Толю с Леной, останавливается. Толя и Лена тоже его увидели. Неловкое молчание.

— Толя, не забудь забрать инструменты, их отдать надо, — говорит Саша.

— Ты что это — письмо получил? — спрашивает Лена, заметив в его руке конверт.

Саша недоуменно смотрит на письмо — он совсем забыл о нем.

— Да, получил, — он рвет письмо и уходит.

— Что с ним? — говорит Лена.

— Я ему все сказал и чувствую себя предателем.

— Ну и глупо. Слушай, что это за девица, про которую Сашка вчера говорил?

— С нашего курса одна халда.

— А что у тебя с ней было? Почему она тебя ударила?

— Почему… почему… Я ей сказал, что она идиотка, а она хлоп меня по роже.

— А зачем ты ей так сказал?

— Так она и есть идиотка. Заявляет вдруг, что Чехов устарел. Что же ей конфету было дать?

— А вообще у тебя с ней что-нибудь было?

— С этой дебилкой? Ты лучше скажи — ничего не изменилось?

— О чем ты?

— О твоем сне.

— Я его уже забыла.

— Но ты только что рассказывала.

— Ну, а с тех пор уже минут пятнадцать прошло.

— Знаю, что ты шутишь, а все равно неприятно.

— Глупый. Неужели ты не понял еще, что никогда в жизни ничего уже не изменится? Не надейся.

— Ленка…

— Сама удивляюсь. Не могу уже думать о себе отдельно от тебя.

— И я. Вот приедем в Ленинград, я тебя приведу к маме… Ты переведешься в Ленинградский институт… Вот только Сашка… ведь он живет у меня в комнате… Ой, смотри, ты вся измазалась. Ненавижу этих людей. Сделали из тебя рабыню. Хозяина твоего прямо видеть не могу.