Алексей Каплер - Долги наши

Д у с я. А ветка чья? Нашего дерева.

П е т я. Раз ветка по сю сторону забора…

Д у с я. Это мне нравится. Дерево высунуло ветку, значит, она уже не наша?

З и н а. Не ваша.

Д у с я. А чья?

З и н а. Ничья, всехняя, божья, общественная, только не ваша.

Д у с я. Это мне нравится. Значит, если я высуну голову в форточку, она уже не моя, а ваша, общественная?

П р о ф е с с о р (подходит и, топнув ногой, наступает на Дусину тень). Ну, почему вы не протестуете?

Д у с я. Чего?

П р о ф е с с о р. Почему не протестуете? Я наступил на вашу тень. Смотрите, я ее топчу. Это же ваша собственная тень.

Д у с я. Вы с меня дуру не стройте. То тень. А между прочим, да, тень тоже моя. Вот отойду, и она отойдет. А дерево я трогать не дам. Лучше отрублю ветку, а не дам. И воду вам, между прочим, тоже не видать. (Профессору.) Думаете, мы не знаем, что вы ночью лазаете на нашу дачу?

Из дома с двумя корзинами в руках выходит Потапенко.

П р о ф е с с о р. Это я лазаю?

Д у с я. Вы лазаете.

П о т а п е н к о. Действительно, из вашей компании кто-то каждую ночь ходит к нашему колодцу.

З и н а. Как не стыдно? Мы из-за вас сидим без воды. Что вы за люди такие?

Д у с я. А вы нас не учите. Вы нам весь вид загородили. Без вида нашей даче совсем другая цена.

П р о ф е с с о р. Цена, цена, цена… Вы посмотрите на себя, чем вы стали? Торгаш с корзинами… Позор.

Д у с я. Вы, пожалуйста, с вашими моралями к нам не лазайте. Подумаешь, отыскался… Сам небось где-нибудь завхозом сидит и на лапу берет…

П о т а п е н к о. Я попросил бы моей личности не касаться. Вы тут туристы, случайные люди.

П р о ф е с с о р (дрожит от негодования, заикается). Я… я… у себя в стране не турист, а хозяин! И если я вижу… если… я вижу…

Т а т ь я н а И в а н о в н а. Миша!

И р и н а. Бросьте вы их, Михаил Михайлович, это уже не люди. У них вон вода заванивается, а они все дрожат: «не тронь», «моя», «собственная»… Не хочу у вас жить. (Кричит в сторону дачи.) Кузьма! Собирай вещи!

П о т а п е н к о. Предупреждаю, если я у себя застану кого-нибудь…

К голосам ссорящихся присоединяется лай собаки, закудахтали куры.

П р о ф е с с о р. Расстреляете?

Т а т ь я н а И в а н о в н а. Мишенька…

И р и н а. Повесите? Четвертуете?..

З и н а. Живьем сожжете?..

Д у с я. Очень грубые надсмешки…

П о т а п е н к о. Я предупредил.

П е т я. А я лазил за водой и буду лазить.

Д у с я. Ах так?

П е т я. Да, так.

И р и н а. Питекантропы!

Д у с я. Убирайтесь отсюдова, пока добром просят!

Т а т ь я н а И в а н о в н а (вдруг бросив профессора, наступает на Потапенко и Дусю). Это вас надо убрать с советской земли!

П р о ф е с с о р. Развелись паразиты…

З и н а. Вас надо за деньги показывать!

П е т я. В зверинце!

Во время этого скандала из палатки профессора выходит Тужиков, он присматривается к Потапенко, узнает его.

Т у ж и к о в. Товарищ майор, вы?

П о т а п е н к о. Тужиков?

Т у ж и к о в. Неужели вы?

П о т а п е н к о. Тужиков! Какими судьбами?

Т у ж и к о в. Вот так встреча, товарищ майор!

Они обнимаются, все вокруг умолкли.

П о т а п е н к о. Знакомься, Евдокия Ивановна. Да, собственно, вы знакомы.

Т у ж и к о в. Не помню, извините.

П о т а п е н к о. Чудак-человек, это же Дуся!

Т у ж и к о в. Дуся? Не может быть.

Д у с я. Я самая.

Т у ж и к о в. Ласточка?

Д у с я. Не признаете, товарищ Тужиков?

Т у ж и к о в. Боже мой! Ласточка… А это что? Товарищ майор, почему вы с этими корзинами?

П о т а п е н к о. Это… гм… это… вишня…

Т у ж и к о в. Какая вишня, товарищ майор?

П о т а п е н к о. Ну, просто вишня, обыкновенная вишня.

Поздний вечер. «Дикари» на берегу поют Сашину песню. Они поют не очень стройно, но с большой охотой.

Перед крыльцом дачи стоит закрытый мешковиной предмет высотой около метра.

Дуся с Леной сидят на крыльце, слушают.

— Скажите, — обиженно говорит Дуся, — поют. Это же надо — другого места нет на побережье песни петь. Лена, ты отдала шоферу трешку, как я велела?

— Отдала. А что это он привез? Камень какой-то…

— Камень… Много понимаешь…

Она снимает мешковину, под ней обнаруживается каменный лев с поднятой лапой. Лев древний, изъеденный веками.

— Камень… такие петрушки у баронов перед дворцами стоят… Камень…

Дуся обходит вокруг льва, присматривается к нему, говорит задумчиво:

— Посеребрить его разве… у Якова банка краски… — Лене: — Теперь вот что, дорогая, надо нам по-хорошему с тобой поговорить, деньги за мансарду ты мне до сей поры не отдала.

— Извините, Евдокия Ивановна. Я вчера вторую телеграмму тете Вере послала…

— С твоего извинения шубу не сошьешь, и тетя Вера мне, извиняюсь, до лампочки. Мне, может, самой жалко тебе отказывать, да не могу я нести такие убытки! У меня мансандру с руками оторвут. Вон Ирина Николаевна с мужем гордость показали — съехали в продувную палатку к туристам. Скажите, как я расстроилась! Через час пустила жильцов. Самый сезон. Так что ты не обижайся. Дружба дружбой, а табачок врозь. (Посмотрела на льва.) А то известкой выбелить? Тоже красиво будет.

Она закрывает льва мешковиной.

— Ладно, чего-нибудь придумаю. Постой, ты куда?

— Я сейчас соберу вещи.

— Стой. Смотри, пошла сразу… Не могу я тебя на ночь глядя отпустить. Оставайся до утра. И молока возьми кружку, с хлебом попей. И на дорогу я тебе должна собрать. Там сыра есть головка хорошего и колбасы сухой палка. И чего я к тебе так привязалась, девочка? Сама не понимаю… Я без тебя скучать буду. Ах, Лена, ну что за жизнь, честное слово. Суетимся, карабкаемся, стараемся как лучше…

— Евдокия Ивановна, для чего, по-вашему, человек живет на свете?

— Как это «для чего»? Каждый для своего.

— Ну, а вы, Евдокия Ивановна? Для чего вы живете?

— Какие-то ты ставишь идиотские вопросы. А ты для чего живешь?

— Для счастья. Чтобы быть счастливой и чтобы все были счастливы, Для того самого, за что Яков Васильевич воевал. И вы ведь тоже были на фронте?

— Свое отвоевала. Девчонкой была, вроде вот тебя. На мордочку — ничего. Тонькусенькая — ремень, бывало, два раза вокруг обернешь. Сапожки всегда начищены, гимнастерка постирана, поштопана. Весь батальон круги делает… Я, правда, строго себя держала. «Ласточка! — зовут. — Ласточка, заходи к нам чаевать»… Эх, Ленка… А вчерась Тужиков не признал меня… Я чуть со стыда не сгорела, на себя оглянувши… Ну, чем глупые вопросы ставить, пойдем, с антресоли желтый чемодан сними — возьмешь себе шерстяную кофточку, австрийскую… Совсем еще новая. Это я тебе дарю. Закрой калитку, да в яму не угоди… Пойдем…