Игорь Гарин - Непризнанные гении

После кражи в Наваррском коллеже Вийон ведет жизнь настоящего кокийяра. Пути его бродяжничества в 1457–1461 годах нам неведомы, но между датами бегства из Парижа и возвращения он мечется по долине Луары, этой стране принцев, надеясь пристроиться то ли придворным писцом, то ли пиитом: мы видим его то в Анже при дворе Рене Анжуйского, графа Провансальского, то у герцога Орлеанского в Блуа; от герцога Бретонского он попадает к герцогу Бурбонскому… Где-то ему перепадал «стол и дом», откуда-то его изгоняли как бродягу…

Он ходил от двора ко двору. Это, пожалуй, наиболее достоверно из того, что мы о нем знаем: он не столько искал случая украсть что-нибудь, сколько случая быть по достоинству оцененным. Неизвестный в Париже, Вийон ожидает лучшей участи на Луаре. Он не стал настоящим вором и хочет теперь быть принятым при дворе поэтом. Но и тут его постигает неудача.

Его судьба была не чем иным, как скитанием выгнанного отовсюду поэта в лохмотьях, оставляющего на всех кустах «отсюда до Руссильона» лоскуты своей незамысловатой одежонки.

Почему талантливейший поэт так и не сделал карьеры царедворца в стране, разделенной на множество княжеств, суверены которых умели ценить таланты и затрачивали много сил, дабы собирать их при своих дворах? Обладая легким пером и даром версификации, он без труда мог стать придворным поэтом. Почему не стал? Я полагаю, не стал, ибо выше всего ставил свободу, не мыслил себя привязанным, прикованным к чьей-то воле, не мог быть подневольным.

У Вийона душа не лежит к службе царедворца. Иерархическая жесткость вынуждает Вийона отойти в сторону. Не столь решительно, как при бургундском дворе, где артист официально приравнен к слуге, здесь из поэта делают менестреля, из художника — лакея. Благожелательный, но безучастный к тому, что талант и фортуна стоят на разных ступенях, Рене Анжуйский заставляет заново разрисовывать свои стены художника, который должен ему представить также и «Часослов»…

Если б Вийон остался при дворе короля Рене, с ним бы неплохо обращались. Лакей — это звание, а есть на кухне — это все-таки есть. Платья, предлагаемые королем своим художникам, шиты были из атласа либо из дамаска. Искусство — не презираемо. Рене умеет ценить талант. Но двор — это клетка, а мэтр Франсуа не из тех, кто даст себя запереть в ней.

Следить за жизненными перипетиями такого человека, как Вийон, по его стихам — гиблое дело. Из «Завещания» мы узнаем, что в рождественскую ночь поэт бежит в Анже, мотивируя побег «жестокостью» возлюбленной. Но так ли это на самом деле? Ведь на рождество приходится ограбление Наваррского коллежа. Роль Вийона в этом деле не ясна, но один из подельников, некто Табуни, назвал и его имя… Может быть, «Малое Завещание» — прикрытие, нечто вроде алиби, маскирующее истинную причину бегства?

Поэт утверждает, что уезжает, чтобы не видеть больше злосчастной Катрин, но, называя Анже, видимо, хочет замести следы, потому что на самом деле отправляется в Бур-ла-Рен или какой-то другой пригород Парижа.

Проблема преступлений Вийона, видимо, никогда не будет окончательно разрешена, потому что всю жизнь поэт стоит перед дилеммой — стать придворным, ублажать сильных мира сего, урывая свою долю милостей, или пойти в грабители, постоянно рискуя головой. К тому же у него есть рекомендации к королям-меценатам, тому же Рене Анжуйскому, способные открыть двери двора, где поклоняются литературе и искусству. Действительно ли, имея выбор, Вийон не устоял и стал на путь разбоя? Но почему тогда эти предостережения? —

Впрочем, у него есть и другие советы: украв, не скрывай награбленное — поскорей избавься от него…

Франсуа Вийон, конечно же, пробовал свои поэтические силы на «состязаниях в Блуа», собиравших множество щелкоперов. Но наши представления об этих мероприятиях, якобы напоминающих рыцарские турниры, далеки от истины. У Карла Орлеанского существовала книга, в которую гость мог вписать несколько своих стишков — вот и все соперничество. Тему задавал князь, стихоплеты обыгрывали ее. Но история не сохранила сведений, как Карл оценил Вийона. Похоже, что в обещанном вознаграждении «бедному Вийону» отказали.

Следов мзды нигде не обнаруживается, Вийон покидает Блуа скорее всего ни с чем. Теперь уже другие, более удачливые поэты будут вписывать свои стишки в альбом герцога Карла.

Карл Орлеанский — а вместе с ним и его поэзия — умрет 4 января 1465 года и не узнает, что в конце века его внук станет королем Франции.

Хорошо ли, плохо ли оплачиваемый, но Вийон не из тех людей, что умеют устраиваться.

«Выгнанный отовсюду», он пойдет искать лучшую долю.

Судьба бродяги, увы, чаще приводит его в тюрьму, чем к роскоши. Именно в тюрьме и застанем мы снова мэтра Франсуа: ему грозит потеря как звания, так и жизни.