Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

Иногда споривший уже внутренне убедился в несостоятельности и неправильности своего представления, но продолжает отстаивать своё мнение из чувства самолюбия. И другая сторона уходит с разочарованием, что не смогла убедить спорившего с ней. Не торопитесь разочаровываться! Если вы сумели убедить спорящего с вами, нашли веские доказательства, ваш спор не прошел даром: ваш противник уже никогда в другом месте не выскажет своего прежнего мнения, в ложности которого убедился.

Почему люди боятся прямо высказывать своё мнение? Почему люди перестали трезво спорить?

От всей души хочется пожелать нашей молодёжи: собирайтесь чаще вместе, не за бутылкой, она здесь лишняя, и спорьте, ибо, ничто другое не возбуждает так мышления, как трезвый спор, ничто другое не даёт столько пищи для размышлений над жизнью, как спор.

Меньше меня тянет к Бёрдовым но горькое восклицание К.А., «Кому мы нужны!» заставляет поддерживать добрые с ними отношения.

Не могут быть не нужны люди, вся жизнь которых прошла в труде, в хорошем труде на пользу людей.

Да и никогда не обману я доверия к себе.

Вчера после длительного «отпуска» первый раз вышла к людям: провела своё первое политзанятие на заводе. Я попросила Чувашова В.Е. предложить коммунистам завода две кандидатуры: мою и Дубовцева М.А. Они пожелали проводить у них занятия мне.

Б.И. Зайцев рассказал, как это происходило:

«Коммунисты выбрали вашу кандитатуру из соображений: «Полемики будет больше». Что же, полемики так полемики. Так я и решила проводить занятия. Правда, такой метод потребует от меня умения отстаивать свои убеждения, больших знаний международной и внутренней жизни, большой подготовки. Зато есть надежда, что в слушателях что-то останется от моей убеждённости в преимуществах нашего социалистического строя, в правильности нашей политики, в неизбежной победе социализма на земле.

Радует то, что после окончания политзанятий люди ещё остаются, чтобы разрешить вопрос, который их занимает, но который они постеснялись открыто на занятии высказать. Хорошо! Политзанятия прошли, а я с самого утра сегодня перебираю подшивки «Нового времени» прошлых лет, свои записи. Тоже хорошо!

И все-таки большого душевного подъёма я не чувствую. Ничто пока меня не захватывает. Потух внутренний огонь, никем и ничем не поддержанный.

Сегодня выпал первый снег. Природа наложила на землю компресс из мокрой ваты. Ваты не хватило и кое-где проглядывает чёрное тело земли.

Пора остановить все подшивки и записи, и тебя, дневник, и заняться домашними делами: идёт мой муж. Он очень против всех моих общественных дел.

Кстати, почему, только, чтение лекций, участие в общественных организациях, проведение политзанятий считается общественным делом? Все дела у нас общественные, если они связаны с людьми. А это просто неоплачиваемая работа. Я занимаюсь ей, потому что убеждена в её полезности, убеждена в том, что тут я могу сделать так, как другой не сможет.

Вчера Там. Мих. передала мне мнение коммунистов завода о политзанятии.

«Очень, — говорят, — товарищ хороший попался. Во! Заставляет всё время думать».

Я довольна. А душа все равно не взлетела, как раньше. Пригласили в школу на классный час (Ленинский урок) немного болела голова. Хотела отказаться, но подумала, что нельзя упускать возможности поговорить по душам с учениками о Ленине, о делах нашего поколения. Пошла.

Очень приятно было зайти в класс к Любовь Андрияновне, в 9-ый класс. Здесь я занималась два предыдущих года.

Зашла, а они улыбаются навстречу. А я рада: значит хорошее помнят. Так светло стало на душе. Вот Таня Гребёнкина, Тамара Титова, Светлана Кропачева…. Хорошие вы мои.

И вот я говорю с ними, от души говорю, чтобы до души дошло. Вспоминала годы учёбы, военные годы. Мне есть что вспомнить, есть что сказать: не прошла мимо меня жизнь. Я всегда была в гуще её, старалась быть.

Была в классе у Никол. Васильев. (7-ой класс, мой Саша там учится).

Стоило немного поволноваться, и я вечером даже не могу читать: читаю строку и забыла уже, о чем говорится в предыдущей.

Пришла Окишева Шура, а я уже волю напрягаю, чтобы поговорить с ней. Время от времени секундная потеря сознания.

Сегодня встала с сильной головной болью, а надо ещё пойти на классный час с беседой в 7-ой класс к Вал. Сем… Обещала ведь. Да и как раз удобный случай делиться своей убеждённостью (50 лет речи В.И. Ленина на Зем съезде комсомола) месяц до 50-летия Удмуртской республики. Пошла.

Совсем не могу. Даже руки дрожат. Жалуюсь тебе, дневник.

И рождается в душе горький упрёк:

— Эх ты, как же не сберёг меня. Ведь ты только один и мог сделать это.

Скажешь, не знал. А потом? Когда узнал? Почему так бесчеловечно поступил потом? За что предал меня?

Сколько бы я могла ещё сейчас сделать! Обществом «Знание» заниматься уже нет сил.

Не знаю, буду ли я снова здоровой.

А так хочется ещё что-то сделать. Тяжело чувствовать в себе духовную силу и не иметь физической возможности применить эту силу.

Сегодня в школе вечер в честь дня учителя. Меня пригласили.

Собиралась давно пойти на вечер потанцевать. А вот сейчас, не знаю, смогу ли вообще пойти туда. Даже глаза запухли от боли, и тошнота появилась.

Так и стоит передо мной противное лицо судьбы моей с оскаленным клыкастым ртом и зелёными ехидными прищуренными глазами. Она наклоняется надо мной и ядовито спрашивает: «Ну, что? Говоришь, сильнее меня, а чего скисла?»

Нет, лучше выпить лекарство и идти спать.

Вечером третьего я все-таки пошла на вечер. К.А. сказала, что они не пойдут, если я не пойду. Пошли. Опоздали. На вечере Там. Андр. сказала с сожалением: «Просто не верится, не укладывается в сознании, что вы уже не в школе».

Мария Саф.: «Как вы могли так резко порвать со школой? Были на почёте и всё. Я думала, хоть 10-й то класс вы доведёте до конца».

— Не по мне эта работа была, — говорю я, — не чувствовала я удовлетворения своей работой.

— Ну, все равно. Я ведь тоже больше бы хотела не в школе работать, а на бухгалтерской работе, а вот перевели меня в группу, так я слезами уливалась, что нет у меня класса. А вы….так легко ушли. Просто удивляюсь. Всегда вас отмечали как хорошего учителя, ребята вас ценят и уважают. Просто никак не могу понять.

Я молчу. Знаю, что не поймёт всего….

Не поймет, что ушла с великой надеждой попытаться найти дело по душе, чтобы прожить остаток своей жизни с наибольшей пользой.

Только в том труде и может оставить свой след человек, которому отдаёт свою душу. Я не могла химии отдать своей души.

Там. Андр.: «Вы что, собираетесь вторую жизнь жить? Я очень боюсь, что вы уйдёте от семьи. Смотрите, не делайте этого. У вас же дети».