Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

Овод — мой давний литературный герой, человек сильной воли и глубоких чувств.

Человек с разбитыми идеалами, он в любви к простым людям черпает духовную силу, самоотречение и презрение к смерти.

…Нет, никогда не любил ты никого глубоко и сильно. Иначе бы ты понял меня и правильно определил бы отношение ко мне. Сознанием своим я отчуждаю тебя, а где-то глубоко в душе продолжает жить это особое отношение к тебе. Продолжает, чёрт бы его побрал, хотя всё время стоит передо мной холодное, безумное, мёртвое лицо…. Нет, никогда никто не увидит у меня бездушного холодного лица, мёртвого безразличного взгляда, пока я жива. Пока я жива…

Сколько душевных порывов, безысходного горя и великой радости ты явился свидетелем, мой дневник. На тебя взвалила я всё моё горе, и ты безмолвно, бесстрастно принял его. Потому и взвалила на тебя, что не могла переложить на других людей. У них и так хватает своего. А для тебя, мой дневник, это безболезненно. Мне же как-то легче становится, и я нахожу силы жить. Не существовать, а жить. Существовать я просто не способна.

Вот пришла ко мне, Наташа Быкова, рассказала о своём горе, попросила написать в суд заявление на Телицыну Зою, ни за что избившую её. И в душе снова рождается ненависть к этой Телицыной, оскорбившей человека. «Да как ты смеешь оскорблять и наносить незаслуженно боль другому?» — возмущалась я про себя, и горячее участие к Наташе — скромной, трудолюбивой женщине — рождается в душе.

Иду, выясняю другие случаи хулиганства Телициной. Встречаю и тех, кто своё личное спокойствие ставит превыше всего. Разные люди, по разным причинам скрывают они, что были свидетелями поступков.

Вот Мокрушина Нина — мать одиннадцати детей. «Нет, я лично ничего не видела и не слышала», — утверждает она. Знаю, неправда. Я понимаю её: хочет оградить своих детей от распоясавшейся женщины. И все равно, нет оправдания у меня таким людям.

А в душе зреет уже статья об отношении между людьми.

Очень плохо, что нет у меня сейчас времени, в которое я могла бы спокойно, не торопясь, не отвлекаясь, писать. Раньше таким временем была ночь. Сейчас я не могу уже писать по ночам. Очень жду, когда мой Пётр выйдет на пенсию.

Зима спохватилась, что скоро ей уходить, а она не успела выпустить ещё своих спутников на свободу. Открыла она дверь, и закружила, заплясала метель, закрыла небо тёмными тучами, погнала клубы снега, вихрем закрутила их и начала разбрасывать в разные стороны. Да скоро сдалась и улеглась.

А позавчера вышел степенно Мороз, заставил посветить ему солнце, показать людям тонкие переливы радужных цветов в кристалликах красивых снежинок, пощипал человечьи носы и щёки, попробовал было серебром убрать голые ветви деревьев, да не приняли они его даров. Так и стоят голые, ничем не покрытые. А откуда-то издалека, разбуженная Солнцем, дохнула Весна своим теплом, поголубело небо, и отступает Мороз, так и не успев показать своё могущество и богатство.

Весна, скоро весна, только нет весны в моей душе….

Встретились замечательные слова Галины Николаевой: «Искусство начинается там, где сердце жаждет миру совершенства хорошим людям счастья, человечеству справедливости, где сердце бьётся за всё это и зовёт к этому прекраснейшими из людских слов — словами горячими, горькими, радостными, гневными, кипящими».

«…Делай! Украшай землю и жизнь! Сей хлеб, если ты агроном, строй ракеты, если ты ракетчик, борись за большую правду, за добро, за справедливость, если ты писатель! Делай!»

Делай! — говорю и я себе, отдай все силы на борьбу со злом, с несправедливостью за добро, за справедливость, за торжество разума, за то, чтобы самое совершеннейшее творение природы — человек — стал Человеком.

Думаю сейчас на статьей своей «По какому праву». Что бы было, если бы я не написала её, не добилась опубликования в «Победе»? Людмилу Николаеву наградили бы (она была предоставлена к награде), о награждении опубликовали бы в газете и сотни людей нашего посёлка сказали бы:

«За что? Где справедливость?» И сделали бы для себя вывод: «Не было, и нет её на земле».

Ох, как я ненавижу это обывательское мнение, толкающее людей на бездеятельность, на примирение! Зло само нет-нет да и появляется среди людей, как остаток старого, за справедливость надо бороться, утверждать её в жизни силой своей человеческой воли и разума.

Справедливость только рождается, и надо помочь этому ребёнку прочно утвердиться на земле.

Ради этого стоит жить и бороться.

Рада, что даже Платунов Егор сумел в себе побороть обиду на меня за то, что выступила против незаконной выдачи аттестатов, в том числе и ему, и сейчас встал на мою сторону.

«Справедливая» — нередко я слышу мнение о себе. И это высшая оценка всем моим поступками.

«Правды не добиться», «Бесполезно», — говорит сейчас Шуклин Евгений, рабочий стеклозавода, муж избитой Шуклиной Лены, тоже простой труженицы, матери троих детей. А Телицына Зоя торжествует: «Мне ничего не будет», намекая, что её сестра — жена прокурора района Карпова Петра. Карпов, который, говорят, в большой дружбе с судьей Копыловым И.В.

Ну, нет. Посмотрим ещё, можно ли так безнаказанно оскорблять простых тружеников, хороших людей.

Статья зреет. Статья о том, как рождается пассивность, статья об отношении людей друг к другу, о справедливости.

Людмила Ник. оставлена на работе, но получила за бездушное отношение к людям партвзыскание: «Строгий выговор без занесения в учётную карточку». Что ж, и это наказание. Впредь будет знать, что безнаказанно обижать простых людей нельзя и не всегда выручает дружба с начальством, умение угодить ему.

И стоит ли обращать внимание на ушат грязи, который выливает она на меня, вместо признания своей вины. Делает хуже сама себе. Нет, не скажут люди после смерти моей, что была безобидна, никому не сделала зла.

Надо делать зло людям, заслуживающим его, во имя того, чтобы не было этого зла на земле, чтобы добро и справедливость царили на ней. И имя этому добру и справедливости — коммунизм.

Ух, как начинает болеть голова при малейшем напряжении!

Уже ничего и никого нельзя вернуть: ни Аву, ни Алёшу, ни В.Г….

Делай! Да что может сделать человек с разбитой душой и здоровьем?

Живи! У тебя есть дети, ради которых ты должна, обязана, понимаешь, обязана жить, как бы тебе трудно не было.

Я и стараюсь, очень стараюсь жить, дорогие мои мальчики, жить, пока убыль моя не будет для вас безболезненной.

Пётр легче перенесёт мою убыль. Наёдет другую женщину, с которой можно спать, и успокоится.

Для вас сейчас моя убыль будет трагедией, перевертывающей все жизненные ценности. Итак, жить и только жить! Жить ради тех, кого ты произвела на свет.