Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

Как и во времена «Устного журнала», я время от времени в перерыве спускаюсь в зал, чтобы видеть, чувствовать реакцию присутствующих на наши приговоры и с удовольствием убеждаюсь, что судим правильно, справедливо.

Сегодня пришла ко мне Наташа Быкова (вчера мы не допустили её осуждения, несмотря на прекрасную защиту адвоката Телицыной Зои и ложные показания некоторых свидетелей) и низко поклонилась мне со словами благодарности.

Что может быть выше такой награды!

Давно уже не писала ничего в газету. Берусь за статью.

Вечер. Статью написать так и не удалось, не могу писать, если нет возможности, сосредоточится. Мне надо остаться один на один с теми людьми, о которых пишу. Тогда они предстают передо мной в наиболее ярком свете.

Пришёл мой «совсем хороший» Пётр. Пьяный. Где напился, не говорит. Днём он сгребал снег с крыши у Быковых. Они ему подали. Не хватило. Где-то сходил, добавил.

Раньше, когда я сталкивалась с ложью моего благоверного, у меня была защита.

«Ври на здоровье. Все равно душа не принадлежит тебе. Ты и не знаешь, что есть человек, который в несколько раз мне дороже, чем ты, что не с тобой я в душе, а с другим, и никогда не была с тобой», — говорила я себе, слушая очередную неправду.

Сейчас нет у меня этой защиты. Пусто стало в душе, некуда ей стало бежать от житейских невзгод. И замирает она, как подстреленная птица, в тоске и отчаянии.

Как утопающий, сваталась я за соломинку: думала в семье Бёрдовых буду отдыхать и греться душой. Но судьба отказала мне и в этой маленькой возможности.

Господи! Почему же одним судьба дарит всё, отказывая другим во всем? Даже в самом малом. С каким боем мне дается все, что я имею: и «непьющий» муж, и дисциплинированные дети.

Постоянно, всю жизнь мне приходилось заниматься и воспитанием своих детей и воспитанием их отца.

Нервы начинают сдавать. Вчера еле смогла успокоить себя после разбора дела Быковой Н.

А какая дрожь охватила меня, когда в последний раз сидела я за столом с В.Г. у Бёрдовых! «Вот сейчас уйдёт, уедет, так ничего и не сказав. Уйдет из моей жизни, — металось в голове, — и я ничем не могу удержать его». «Пожалей, не уходи, скажи мне что-нибудь, ведь ты человек. Куда ты спрятал душу свою?» — хотелось закричать мне, заплакать. Ничего не сказала я, только дрожи рук не могла унять сразу.

Заметили. «А вы сдаёте, Анастасия Николаевна», — сказали мне.

«Попробуй-ка, не сдай, проработав 25 лет в школе», — оправдывалась я.

Никогда до этого ничем не выдавала я своего внутреннего волнения, какой бы силы оно не было.

А сейчас выдаю. Не могу справиться с собой.

Боюсь, что когда-нибудь смогу не выдержать: окунусь с головой в прохладную воду, и она навсегда погасит огонь моей души…

Нет, не надо думать об этом.

Не смей больше думать об этом!

Горькая ирония рождается в душе, когда вспоминаю снова Там. Андр., сказанные мне три года назад: «А вы сильная, Анастасия Николаевна».

Очень сильная! Куда уж больше.

Четвёртый день в постели. Ко всем остальным немощам прибавился ещё нарыв на пальце правой руки. Сегодня уже, кажется, лучше. Утром К.А. пригласила к себе пить чай. А у меня совсем перестала охота бывать у них.

«Приходите, К.А. беляши очень вкусные приготовила», — приглашает и Г.Ф.

А я замогильным голосом рассказываю по телефону о своих страданиях, рассказываю так, что даже самой себя жалко стало. Ну что же, ложь на ложь. Не научили своего сына говорить правду, не скажу я и вам её. Эх, ты, Вячеслав, Вячеслав! А как было бы хорошо, окажись бы у тебя чуть побольше душевной щедрости и человеческого благородства! Ты был бы мне братом, дорогим, близким, К.А. заменила бы мне маму. Ты бы приезжал и рассказывал нам о своих делах, мы бы вместе радовались твоим удачам, переживали бы твои огорчения! А потом бы снова ждали от тебя вестей, вместе радовались бы каждой строчке твоего письма. Было бы легко мне, К.А., Г.Ф., моим детям и мужу. И тебе, конечно. Но ты не захотел этого, нет, просто не смог так сделать, не понял меня, так же, как не поняла и мать твоя. Побоялись, что я могу сделать что-то, что вызовет ревность твоей жены или моего мужа. Эх вы! Как же можно низко так думать о человеке!

Ты не смог поверить в меня, поверить в то, что никогда не сделаю того, чтобы испортить чьи-то семейные отношения. Решил, что лучше от греха подальше. Плохо, решил! Плохо сделал и моей семье, и своим родителям.

Почему? Потому что я не хочу умирать душой, не хочу жить без мечты. И в этой мечте нет больше места тебе, но нет и мужу. Одно только горячее желание быть свободной. Свободной в материальном, духовном и социальном отношении, чтобы иметь возможность делать всё, что я захочу и когда захочу, не связывая себя ни с кем и ни с чем. Мечтой об этой свободе я буду жить. Из дому я, конечно, рано или поздно уйду, независимо от состояния здоровья. Моего благоверного сумею убедить, что с другой ему будет лучше и легче. Жена же во всём может убедить своего мужа. Но уход меня из дома будет огорчением для твоих родителей. Они лишаться помощника в лице Пети и меня. Пожалуй, от твоего решения больше всего пострадают твои отец и мать. Вот так-то, уважаемый В.Г… Мы встретимся ещё с тобой в день твоего пятидесятилетия, я скажу тебе о дневнике, а сейчас прощай! Пока на три года прощай! Всего тебе хорошего!

Весна вступает в свои права. Зима, уходя, подарила ей белые покрывало, накинув его на обнаженные кучи навоза и прочие нечистоты. Но весна, как шаловливое дитя, скинуло это покрывало, бесстыдно показывая всё, что зима старалась так тщательно скрыть. Весна. Она прекрасна и в своих нечистотах.

Статью о Телицыной Зое я все-таки написала и уже послала в редакцию. В голове зреет уже другая — о пьянстве, как преступлении перед матерью. Напишу, как только палец заживёт.

Палец разболелся. А так хочется написать….

Весёлый луч весеннего солнца скользнул по заборке. Разбуженная теплом муха осветилась в нем. Она лапками почистила крылышки и, жужжа, взлетела на, висевшую на стене, гитару — подарок мне в день сорокалетия от Молоковых и Семёновых. Я люблю размышлять в эти утренние часы, когда мозг стряхивает с себя остатки сна, и памяти сначала оживает всё самое значительное в твоей жизни. Самые хорошие решения, самые хорошие мысли приходят человеку в утренние часы.

Сегодня ярко, как никогда, вспыхнула передо мной звезда свободы. Что-то радостное, светлое, слово поселилось в душе. Сильное ощущение свободы, радостная мысль, что твоё будущее зависит только от тебя и ни от кого более, заставили смолкнуть неумолчно стрекотавших в голове назойливых кузнечиков.

Окончательно (?) утвердилось решение через три года попросить В.Г. отрецензировать дневник. Уж и просьба сложилась в голове: