Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

И редакция предоставит мне такое право. Обязательно! Что это, опять предвидение? Нет, Просто человек может добиться всего, если он добивается не для себя лично, а для людей, и если у него есть сила воли и настойчивость.

«Не для себя лично». Но это ведь и для меня лично интересно!

Не пропали бесследно мысли Н.Г. Чернышевского о «разумном эгоизме». Это ведь его мысль стала и моей мыслью: «Человек тогда только по-настоящему может чувствовать себя счастливым, если он добивается счастья для других. Через борьбу за счастье других, он добивается счастья, ощущения полноты и радости жизни для себя».

Я радуюсь, я счастлива, если мне что-то удаётся сделать для людей.

Сейчас у меня на очереди Арасланов Равиль. Помочь ему.

«Общаясь с людьми, зачерствел душой». И это вещает человек, руководитель, поставленный для того, чтобы можно было больше сделать для людей? Какая несправедливость!

Я уверена, что в будущем у руководства, у партийного в первую очередь, будут стоять люди, у которых будет больше, чем у других, чувство и стремление сделать как можно больше для как можно большего числа людей. И это будет торжество справедливости.

Такой руководитель не будет думать, ни о каких жизненных благах для себя, больших, чем их имеют рядовые труженики.

Зима пробует взять реванш, но солнце всё сильнее и сильнее пробивает мутную пелену на небе, как во все большем и большем числе людей пробивает себе дорогу сознание необходимости жить в мире. Скоро, очень скоро солнце засияет над землей, как мир и безопасность народов над Европой, и сразу далеко в прошлое отодвинется война, как что-то ненужное и противоестественное. В жизни человеческого общества тоже начнётся весна с её теплом, радостью, счастьем, а потом наступит лето, и будет продолжаться оно бесконечно, благодатное, полное созидания. И появятся города под прозрачными крышами — светлые, чистые, богатые зеленью и свежим воздухом. Люди упрячут транспорт, в них глубоко под землю и вместо правил уличного движения будут изучать правила культурного поведения на улице. Как нечто обязательное для всех граждан. А земля, наша кормилица — Земля, щедро отдаст все богатства свои людям, и в полях — теплицах претворится в жизнь мечта человечества — вырастить два колоса там, где рос один, нет уже не два, а больше. И пьянство, как наихудшее зло из всех зол, канет в вечность, навсегда исчезнет из жизни людей. Они будут только читать о нашем времени и говорить: «Надо же, какими дикарями были люди, что стремились превратиться в животных, хоть на какое-то время, пусть ненадолго, уничтожить разум человеческий — высшее творение природы. И ещё будут говорить люди будущих поколений, о нашем времени, как о времени, о веке, положившем начало новому обществу, навсегда избавившему мир от всех эксплуататорских систем.

О, я горжусь, что живу в двадцатом веке, веке, полном величайших человеческих свершений и перемен, таких, какие никогда ещё не было на земле среди человеческого рода.

Пусть трудно досталось нашему поколению, пусть неудачно сложились наши жизни (помешала война), но мы можем гордиться тем, что были свидетелями и участниками великих битв за счастье людей, будем свидетелями, а может и участниками ещё более великих битв за человеческие умы, за победу справедливости на земле.

Почему вдруг родилась эта весна в душе? Вероятно потому, что я победила, наконец, саму себя. Победа над собой, над своей слабостью — самая большая из всех побед, какие я когда-либо знала. Победила и, будто, расчистила место для чего-то более значительного в моей жизни, чем было.

Странное предчувствие. Я вся в ожидании чего-то большего и нового.

А жизнь идёт своим чередом…

Прямо против нашего окна висит скворечник. Раньше в нём селились трудолюбивые, серьезные, хлопотливые скворцы. После того, как на дворе появилась Альма, они уже больше не селятся в своём жилище. Сегодня на крышу скворчиного домика уселась дружная пара воробушков: солидный, спокойный воробей и его вертлявая подруга. Она постоянно встряхивает свои пёрышки, чистит их клювом и вертит во все стороны головой. Воробью наконец это надоедает и он как-то боком с осуждением смотрит на неё: «Нашла время прихорашиваться, когда надо выбирать место для гнезда», — будто говорит ей.

Занимаюсь обычными делами. Вчера пришлось организовать чаепитие, чтобы «законным» образом дать возможность хозяину выпить.

«Ну, ведь мужик же я, хочется же мне выпить-то хоть изредка», — оправдывается Пётр после последней беспричинной выпивки на моё молчаливое осуждение.

Мне не по душе эти чаепития с выпивкой и пустыми разговорами. Жаль даже нескольких часов, потраченных на созерцание мира сквозь алкогольный туман, но приходится мириться и даже делать вид, что мне чрезвычайно интересны разговоры о том, сколько куры снесли яиц, когда корова разрешится от бремени, и сколько чего мы будем садить в огороде. Под конец такого разговора меня неумолимо клонит ко сну, я делаю отчаянные попытки удержать свою вдруг отяжелевшую голову в вертикальном положении, таращу бессмысленно глаза и огромной силой воли, достойной лучшего применения, выдерживаю долг гостеприимства до конца. Невыносимо хочется сбежать ото всего этого. Но я мать, — говорю я себе, — и должна выполнить свой материнский долг до конца: сохранить детям своим гнездо, пока они из него не вылетят, сделать, чтобы в этом гнезде им было тепло, покойно с папой и мамой.

Сколько же мне предстоит жить? Сколько времени останется на другие дела, когда вырастут мои дети? Как коротка у человека жизнь!

А ты, глупейшая Анастасия Николаевна, хотела её ещё укоротить. Эх, ты!

Сегодня у меня последнее занятие на заводе. Даже жаль делать перерыв на лето. Все-таки я — пропагандист. Пишу ли я статью, выступаю ли с докладом, провожу ли политзанятие — всюду я пропагандист и работу пропагандиста я никогда не оставлю, какой бы другой работой мне ни пришлось заниматься.

Свобода нужна мне для того, чтобы отдаться ей целиком, со всей страстью своей души. Сейчас уже не нужно мне высокого положения, чтобы люди слушали меня, потому что вся моя жизнь заставляет людей прислушиваться к тому, что говорю, верить мне, верить в правоту моих слов. У меня есть моральное право говорить, потому что убеждаю в том, чем сама живу, в чём убеждена сама. До души человека доходят только слова, сказанные от души, горячо и убедительно.

Пусть не совсем удачно сложилась моя личная жизнь, но мне нечего краснеть за неё. Никогда не была я мещанкой и не обыватель жил во мне, а борец за торжество Ленинского дела. До конца дней моих буду верить в то светлое будущее, которое мы называем коммунизм. Пусть невелик круг людей, с которыми я общаюсь, но пусть каждый из них видит во мне, прежде всего коммуниста. Как развитие человеческой мысли вообще, снова и моя мысль возвращается к старому, повторяет то, что не сейчас сложилось, но повторяет в новых условиях, в новом душевном состоянии.