Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

Разговаривать с Валентиной Яшиной — огромное удовольствие. Каждую минуту что-то узнаешь. О том, например, что после победного для сборной СССР финала Кубка Европы-60 на поле «Парк де Пренс» выскочили тысячи болельщиков, и началась такая кутерьма, что один из фанов сорвал кепку с головы Яшина и рванул сквозь толпу — поминай как звали. Вопреки тому, что писали в газетах (будто кепку нашли, и полиция вернула ее Льву Ивановичу), головной убор так и сгинул. И, что самое интересное, больше ни разу в карьере Яшин в кепке не играл.

А каким был роман Льва и Валентины? Об этом спутница жизни великого вратаря рассказала мне тоже много небанального. Неглянцевого.

« Он жил в Тушине — и я тоже. Мы, девчонки, ходили, смотрели, как тамошние футболисты заводской команды играют. Я знала, что есть такой — Яшин, но знакомы мы в ту пору не были. Зимой на каток ходили — и он за мной, оказывается, наблюдал. Я его там не видела, а он потом рассказывает: «Помнишь, ты там-то каталась?»

Там, в Тушине (оно еще было пригородом, а не частью Москвы), у нас был первый парень на деревне, и я с ним какой-то кружок на катке прокатилась. Уже потом, когда поженились, Лев мне об этом напомнил. «Так ты видел? — говорю. — Что же тогда не подошел?!»

А лично познакомились на танцплощадке. Он уже играл за дубль «Динамо». Когда его первый раз поставили в основной состав, даже репортаж вели по радио — телевидения не было еще. И все у нас знали: ой, наш Яшин играет в «Динамо»! Но во втором матче он пропустил четыре мяча за один тайм от тбилисцев, и, хоть матч тот команда и выиграла, его еще на два с половиной года в дубль отправили.

Лев приезжал — родители-то по-прежнему жили там, в Тушине. И вот однажды футболист с завода подходит, говорит: девчонки, а сегодня Яшин приедет. Хотите, с ним познакомлю? Мы с подружкой: хотим. И вот появляется Яшин — долговязый такой, в солдатских сапогах большего размера, которые болтаются на ногах. Но танцевал неплохо».

Была ли это любовь с первого взгляда? Сейчас-то все равно уже не проверить, и Валентина Тимофеевна вполне могла бы ответить: «Да». Но исторической правде противоречить не желает.

«Я бы не сказала. Но, когда он пошел нас провожать (а жили мы далеко от танцплощадки), подружка шепчет мне: «Кого последней пойдет провожать, значит, та ему и понравилась». Лев проводил сначала ее, потом меня. Так и пошло…

Правда ли, что долго не хотела выходить за него замуж? Да, года четыре встречались. Почему? Трудно сказать. Уезжал надолго, месяцами не виделись. Это, конечно, влияло на отношения. Потом, он в общежитии жил… Хотя Лев-то был настроен на свадьбу. Однажды гуляем по улице Горького: а там магазины, витрины, и в одну из них видим, что продается какой-то сервиз. Он и говорит: «Когда поженимся — такой сервиз купим». Вроде прямое предложение и не делает, а на что-то намекает.

Однажды говорит: «Бабушка уже рюмки покупает, готовится…» — «К чему готовится?» — «К свадьбе». — «А ты меня хоть спросил, хочу ли я за тебя замуж выходить? А то бабушка готовится, понимаешь…» — «Ты что, меня не любишь, что ли?» Отвечаю: «Да просто не собираюсь сейчас замуж выходить». И на какое-то время мы расстались. Он говорит: «Вот когда тебя все бросят, тогда позвонишь».

Как-то в одной компании с девчонками незамужними собрались: всем по 18–19, а мне — уже 24 с половиной. Старуха! Сейчас понимаю: как старость быстро приходит, так и молодость — проходит. Вроде все молодая, а потом — бах! И ребята-ровесники все уже вроде переженились… Ну, я и позвонила. А может, встретились случайно — трудно сказать. Но при встрече он сказал: «Ну как — все бросили?» Я промолчала.

Потом они с «Динамо» ездили в Швейцарию, и Лев оттуда привез мне настоящие швейцарские часы. И его друг Вова Шабров привез такие же своей девушке. Но та не стала с ним встречаться, а часы себе оставила.

Я бы, может, со Львом и разошлась бы, не вышла бы за него… Да часы было жалко! У меня никогда не было часов, а тут — такие. Если бы разошлись, их надо было бы отдать. Оставить себе, как та, шабровская, я не могла, совесть замучила бы. И отдать жалко…

В общем, приехал он как-то и говорит: «Я уже дату назначил. Бабушке сказал, всем сказал: «На Новый год мы поженимся»». Ладно, думаю, поженимся, а там видно будет. Так и поженились — в канун 1955 года. А через шесть дней он уехал на сборы. На два месяца! И я плакала. Думала: зачем я это сделала, кто заставлял меня замуж выходить?! Ну а потом приспособились друг к другу. И я его тоже полюбила…»

От каждого слова, которое произносит Валентина Тимофеевна, веет поразительной искренностью. Это истинная, непридуманная история, и в ней, на мой взгляд, заключается ее главная ценность. Легко ведь было соорудить легенду о взаимной любви с первого взгляда, — а Яшина рассказывает, к примеру, быль про швейцарские часы, которые ей так не хотелось возвращать. Но ведь так оно в жизни по-настоящему и бывает. По утверждениям всех без исключения общавшихся с ними людей, они были настоящей семьей.

А свадьба у Яшиных вышла тоже своеобразная. Женитьбой мечты ее едва ли можно было назвать.

«Льву как раз дали комнату на Маяковской, в коммунальной квартире. Там и отметили. Это было на сам Новый год. А 1-го поехали к его бабушке, на ее квартиру. Там в одной комнате одна ее дочка с мужем, в другой — другая, а в третьей сама бабушка жила еще с двумя детьми. Приехали и другие — впервые после войны. Накрыли стол. Не виделись все вместе очень давно.

И когда все собрались, сидим — а все как-то сгруппировались по интересам. Родственникам — не до этой свадьбы, они между собой разговаривают, а о нас все забыли. Лев сидит-сидит, и как крикнет: «Горько!» А у меня была подружка, Шубина Лида, тогда в ГИТИСе училась, а по сей день артистка театра Ермоловой. Говорю ей: «Крикни: «Горько!» Они кричат, мы тогда поцелуемся, все спохватятся, встряхнутся… А потом опять забывают. В общем, часа через два-три мы тихонечко ушли, и, кажется, этого никто и не заметил. Уехали на свою Маяковскую».

Спрашиваю, часто ли Яшины ссорились. И бывали ли случаи в их отношениях, когда Валентине Тимофеевне было совестно.

«У нас никогда не бывало громких ссор. Не предъявляли никогда претензий друг к другу — хотя иногда надо было бы. К нему особенно… (Улыбается.) Когда дулись друг на друга — замолкали. Но долго молчать не могли. На следующий день уже разговаривали, будто ничего и не произошло. Лев не мог долго молчать. Начинал подлизываться: «Ну ты что?» А вообще, кто виноват — тот и делал первый шаг навстречу.

Однажды Лев меня подначил, сказал: «А у тебя ножки тоненькие!» Я же, только чтобы что-то ответить, заявила: «А у тебя кривые!» Во время следующего матча смотрю — он с ноги на ногу всю игру переминается. Так оказалось, что он все время насчет кривых ног думал!