Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

Жил и работал в эти годы в Париже Александр Константинович Глазунов, бывший директор Петербургской консерватории, в 1922 году даже — народный артист республики. Но Глазунов променял эту «золотую уборную» на трудную, свободную жизнь за рубежом. Упомяну его прежние произведения: балет «Раймонда», музыка к пьесе «Саломея» Оскара Уайльда, к драме Лермонтова «Маскарад», восемь симфоний. В Париже А. К. Глазунов написал эпическую поэму для Французской академии изящных искусств. А как Глазунов относился к «золотым уборным» СССР — приведу цитату из воспоминаний Анны Кашиной-Евреиновой (жены Н. Н. Евреинова). Вот разговор Н. Н. Евреинова и А. К. Глазунова в монмартрском кафе.

«Николай Николаевич, объясните мне, почему мы с вами здесь? Зачем? Вы — русский деятель театра, я — русский композитор. Зачем мы здесь? — говорил уже подвыпивший Глазунов.

— А вам разве ТУДА хочется, Александр Константинович?

— Ой, что вы, что вы! — испуганно замахал руками Глазунов. — Когда и во сне-то вижу, что я ТАМ, так просыпаюсь в холодном поту!»

Скончался знаменитый русский композитор А. К. Глазунов в Париже в 1936 году. В Париже Глазуновым созданы: «концерт-баллада» для виолончели, концерт для саксофона с оркестром, элегия для струнного квартета, 7-й квартет, «прелюд и фуга» для органа, «фантазия» для органа, романсы и др. Для церковного хора — знаменитый распев «Да воскреснет Бог».

Жил в Париже Александр Тихонович Гречанинов, написавший здесь музыку к «Женитьбе» по Гоголю (декорации С. Судейкина, 1950), детскую оперу «Кот, петух и лиса», «Литургию доместика» с участием оркестра, исполнявшуюся во многих католических храмах, «Римские сонеты», сюиты для фортепиано и виолончели, а также вокальные произведения. Я познакомился (и, можно сказать, даже подружился) с Александром Тихоновичем уже в Америке, в Нью-Йорке. Он был милый человек и интересный рассказчик о прошлом, но, к сожалению, обремененный навязчивой идеей: «Чем я хуже Рахманинова, а вот его повсеместно исполняют, а меня замалчивают, да, замалчивают», — то и дело говорил Гречанинов. Незадолго до кончины А.Т. подарил мне книгу своих воспоминаний «Моя жизнь» и хорошую, большую фотографию: он снят в нью-йорском Сентрал Парке, сидит у какой-то скалы.

Приведу небольшой отрывок из этой книги.

«В 1937 году в Париже был объявлен конкурс на сочинение католической мессы и пяти мотетов для четырехголосного смешанного хора и органа. Я решил принять участие в этом конкурсе. Он был открытый, то есть имя автора не скрывалось под каким-либо девизом. У меня было мало уверенности в том, что, будучи православным, я смогу конкурировать с католическими композиторами в этой области, а потому, написав один мотет, я послал его аббату Henri Delepin'y, директору издательства, объявившему конкурс, чтобы знать, стоит ли мне участвовать в конкурсе, могу ли я иметь какой-нибудь шанс на получение премии. В ответ на мое письмо ко мне приезжает сам аббат и выражает восторженные похвалы этому мотету и советует писать дальше. Все пять мотетов написаны, отосланы аббату, — „писать ли мессу?“ — спрашиваю.

— Конечно, писать, — отвечает аббат.

Написана и месса. Опять приезжает ко мне аббат, новый мой поклонник, и уверяет, что все написанное мною так хорошо, что я получу все десять премий — и за мессу, и за мотеты.

Вы в этом уверены? — спрашиваю я. Настолько, — отвечает он, — что могу дать вам аванс, если желаете.

Это было как раз кстати, т. к. я собирался в турне в прибалтийские страны с г-жой Макушиной и мне нужны были деньги, чтобы тронуться в путешествие. Уже будучи в Стокгольме, я получил официальное извещение, что все мои мотеты и месса получили премии (10000 франков). А было у меня тридцать восемь конкурентов католиков — французов и бельгийцев.

Весной того же года, по возвращении моем из Прибалтики, я дирижировал в Париже своей мессой — названной „Missa Festiva“, — в одной католической церкви, а в следующем сезоне месса была торжественно исполнена в соборе Notre Dame de Paris хором в двести человек также под моим управлением. Служил кардинал Verdier. Собор был переполнен молящимися».

Часто наезжал в Париж Сергей Васильевич Рахманинов. Но в 20-е, 30-е годы Рахманинов больше концертировал во всем мире, особенно подолгу — в Америке, и стяжал мировую славу и богатство. Выступал C. B. и как дирижер, и как пианист. Как композитор C.B. работал мало, написал заграницей всего 42–45 опусы. В 1933 году в интервью парижской газете «Последние новости» Рахманинов сказал: «После России мне как-то не сочиняется… Воздух здесь другой, что ли…» За рубежом Рахманинов написал: «Вариации на тему Корелли» (1931), «Рапсодию на тему Паганини» (1934), «Симфонию № 3» (1935/36), «Симфонические танцы» (1940). Знатоки его музыки эти произведения считают лучшими достижениями Рахманинова-композитора. В письме к Эм. Карл. Метнеру (брату композитора Н. Л. С. Метнера) Рахманинов в 1929 году писал: «Я эстрадный человек, то есть люблю эстраду и в противоположность многим артистам не вяну от эстрады, а крепну…» В том же интервью «Последним новостям» Рахманинов сказал: «В Америке я работаю уже пятнадцатый сезон. За это время я дал около семисот пятидесяти концертов. Я никогда не мог делать два дела вместе. Я или играл, или только дирижировал, или только сочинял». В сезоне 1929/30 года Рахманинов дал пятьдесят четыре концерта: тридцать в Европе и двадцать четыре в Америке. В Америке не было не только уж большого города, но и маленького городка, где бы ни выступал Рахманинов. И всегда — с ошеломляющим успехом, особенно когда играл свои вещи. «Я концертировал в Америке чуть ли не ежедневно подряд три месяца. Играл исключительно свои произведения…» Может быть, никто из русских композиторов и пианистов не завоевал такого — в подлинном смысле — мирового имени, как Рахманинов. И это тогда, когда в СССР Рахманинов всего-навсего был «недобитым белогвардейцем» и его произведения не исполнялись. После смерти Рахманинова — спохватились. Номенклатурщики (это людье), видите ли, «реабилитировали» (перед кем?) великого русского музыканта Сергея Васильевича Рахманинова (какая честь!): и музей его имени, и издание его писем, и исполнение его произведений…

В Париж из Лондона наезжал и другой знаменитый русский композитор-эмигрант — Николай Карлович Метнер, автор ценной книги «Музы и мода». О нем как музыканте хорошо пишет Рахманинов в письме к его брату: «Я решительно сомневаюсь, были ли когда на свете такие пианисты! Непонятно, как он остается жив, источая такое количество энергии, и какой энергии!» Но Н. К. Метнер в Союзе не «реабилитирован». Надо понять и номенклатурщиков: нельзя же «реабилитировать» всю Россию, которую они убили.

Жил в Париже композитор Фома Александрович Гартман, автор оперы «Эстер» и балета «Аленький цветочек», шедшего в свое время в Мариинском театре. Гартмана высоко ценили и Рахманинов, и Шаляпин, В эмиграции Гартман сначала в Константинополе, потом в Берлине организовал симфонический оркестр для пропаганды русской музыки. Потом переехал в Париж и здесь стал профессором Русской консерватории. Написал балет «Бабетта», поставленный в 1935 году в Ницце, четыре симфонии, писал и камерную музыку (романсы на слова К. Бальмонта). После войны переехал в США, скончался в Принстоне (1956).