Нина Штауде - Воспоминания

День смерти ее был особенный — это был праздник Вознесения. Жара была 37° в тени. Надо было срочно хоронить. Гроб сделали только к вечеру следующего дня. А пока обмыли и одели ее и положили почему-то на бамбуковое наше садовое кресло со стульями.

Вскоре пришло мне известие, что удалось добиться разрешения переехать мне в Алма-Ату для работы в Казахский филиал АН СССР. Одновременно и повестка из Уфы — явиться в НКВД. Там я подписала обязательство, что не буду… заниматься спекуляцией и не оставлю работы в Академии наук. Но пока, чтобы собрать деньги на дорогу, пришлось если не спекулировать, то продавать домашние вещи, чтобы не везти далеко, надо было расстаться и с той кроватью, на которой я родилась, а мама недавно на ней скончалась, и продать многое другое, дорогое сердцу. Но ни одной минуты не было у меня колебания, хотя многие и отговаривали: как Вы поедете, совсем больная? И директор пригородного хозяйства уговаривал не ехать, обещая выкроить достаточную зарплату и найти подходящую работу. Наконец, помогли мне сесть на поезд, и я отправилась в далекий путь — к друзьям, к научной работе. Жалела только, что не дожила мама до этого момента, и оставила я одну ее сиротливую могилку, где за последние недели так много находила я успокоения и утешения.

Приехала я в Алма-Ату ночью на 4.IX. Какие чудные, яркие звезды! Но где ночевать? Из вокзала выпроваживают — там можно быть только студентам. Я постаралась объяснить, что буду преподавать студентам, — значит, и мне можно. Согласились, и я просидела на скамейке внутри, а утром пешком двинулась к акад. Фесенкову. Не видались мы с 1927 г. — как будто и не очень много лет прошло, но горя пережито много: у В. Г. убит на войне любимый сын, у меня за плечами 3 года лагеря и кончина мамы. Посочувствовали друг другу, и В. Г. пригласил одну из своих сотрудниц, которая согласилась поселить меня временно в своей квартире. Здание Академии наук было через дорогу напротив. В ближайшие дни меня познакомили со всеми сотрудниками Института астрономии и физики. В. Г. Фесенков объявил, что предлагает мне, как только будет получено разрешение из Москвы, защитить кандидатскую диссертацию, которая у меня уже имеется в печатном виде. На днях он уезжает в Москву, а мне предлагает заняться подготовкой к наблюдению солнечного затмения, которое будет 9.VII.1945 г. Экспедиция намечается в г. Иваново. Прибор для фотографирования надо еще наладить и испытать. После отъезда В. Г. в Москву пришла я на университетскую обсерваторию за Головным арыком, где расположился со своими приборами Г. А. Тихов. Встреча с его женой Людмилой Евграфовной была сердечной. Рассказывала она, как эвакуировались они из Пулкова в Алма-Ату под обстрелом; ехали в отдельном вагоне целый месяц, прицепляли их к разным поездам. Сама Л. Е. была неузнаваема, страдая тяжело болезнью Паркинсона. Ходить и кушать сама не могла, но сохранила светлый ум и любящее сердце.

Защита моей диссертации состоялась 23.III.45 г. Предварительно было о ней объявлено в газете, и благодаря этому встретилась я со своей лучшей гимназической подругой Таней Поссе, которую давно потеряла. Она была уже профессором университета. Еще один друг оказался, таким образом, в Алма-Ате. Зима 1944–45 г. прошла в подготовке к затмению. Порадовались окончанию войны 9.Ѵ, а через несколько дней отправилась наша экспедиция в Иваново для наблюдения затмения. Особых приключений на этот раз не было, но и удачей похвастаться не могли: день был с утра ясным, но к началу затмения налетела буря с грозой и градом, так что предполагавшееся фотографирование внешней короны и окрестностей Солнца, мне порученное, невозможно было выполнить, как и другие астрономические наблюдения. Удалось лишь произвести серию снимков облачного неба трубочным фотометром и построить кривую изменения освещенности вблизи полной фазы. К нашей экспедиции примкнула и упоминавшаяся ранее Н. М. Субботина, которой удалось наблюдать редкое явление шаровой молнии во время затмения. Очень радостна была наша встреча с Н. М. после долгой разлуки (с 1935 г.). На обратном пути мне было разрешено остановиться на несколько дней в Москве. Здесь побывала я на заседаниях ГАИШ и Института физики атмосферы (ИАФ), где все меня помнили еще с 1927 года. И. А. Хвостиков очень любезно рассказал мне о положении дела с наблюдениями сумерек, приглашал приезжать из Алма-Аты на конференции в АН СССР по этому вопросу и показал на столах сотрудников своего отдела только недавно защищенную мною диссертацию (см. сноску 14), которая являлась настольной книгой у них с самого выхода ее из печати в 1936 г. Вынужденный перерыв в моей научной работе не помешал моим научным идеям приносить пользу. Встреча с дружественной мне семьей Ветчинкиных тоже была радостной. Освеженная этими впечатлениями, я утешилась неудачей с наблюдением затмения и вернулась в Алма-Ату бодрая и полная энергии продолжать работу. Так как наблюдения удобно было продолжать вне города, то В. Г. Фесенков разрешил мне поселиться за Головным арыком, где уже жил и работал Г. А. Тихов. Предполагалось, что со следующего года начнется строительство дома для его сектора астроботаники, где будет комната и для моей «сумеречной лаборатории», пока же меня поселили в уютной крохотной избушке, где когда-то жил ослик, потом была там столовая для приехавших на затмение в 1941 г. пулковцев.

Н. М. Штауде с ее юными друзьями, Алма-Ата, 1946 г.

Весну и лето 1946 г. я провела в Москве. Выступала с докладами, месяц провела в санатории Болшево. По совету друзей начала я хлопотать о защите докторской диссертации. Осенью 1946 года была закладка дома для Г. А. Тихова, но всю зиму 1946–1947 года прожила я еще в своем сарайчике. Работа моя над сумерками шла успешно. Весною опять поехала в Москву, делала доклады, месяц лечилась в Болшево. Вернулась в Алма-Ату, а 25.IX неожиданно была уволена из Академии наук. Оказалось, что кому-то пришла в голову идея, что я «немка»! Вряд ли меня освободили бы из Соликамских лагерей почти накануне войны с Германией, и в первую войну 1914 года никаких не было у нас неприятностей. Через несколько дней недоразумение разъяснилось, и на ближайшем ученом совете президент К. И. Сатпаев сообщил, что недавно подавшая заявление «об уходе по болезни» Н. М. Штауде «выздоровела» и приступила к работе. Теперь только я стала числиться в секторе астроботаники у Г. А. и исполняла некоторые работы там, но в основном Г. А. не стеснял меня и содействовал расширению сумеречных исследований. В конце года поехала я в Москву для участия в Совещании по исследованию высоких слоев атмосферы оптическими методами (при Академии наук СССР). 17.XII.1947 г. там был сделан мною доклад о сумеречном методе. Это совпало с денежной реформой, и так как перед докладом мне некогда было взять из сберкассы свои деньги на обратный путь с аккредитива, то они «сморщились», и пришлось брать в долг у друзей.