Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

557Сталь, по всей вероятности, перефразирует больно задевшее ее письмо Шатобриана, который 18 октября 1810 г., вскоре после ее изгнания из Франции, писал: «Будь у меня, как у Вас, прекрасный замок на берегу Женевского озера, я бы жил там безвыездно. Публика никогда не увидела бы ни единой строки, мною написанной. Я с таким же жаром добивался бы забвения, с каким безрассудством прежде домогался известности. Неужели Вы, любезнейшая, можете быть несчастны от того, что составило бы мое счастье? Вот каково сердце человеческое» (Chateaubriand F.-R. de. Correspondance générale. Р, 1979. T. 2. Р. 84). 1 мая 1811 г. г-жа де Сталь писала по этому поводу г-же Рекамье: «Ах! Как плохо г-н де Шатобриан знает человеческое сердце, если допускает, что я могу быть счастлива. Он говорит, что, имея деньги, не стал бы писать. Таковы его понятия о счастье. Что за вульгарность в человеке вообще столь возвышенном!» ( Lettres à Récamier. P. 192–193); в пересказе самого Шатобриана ответ Сталь звучал следующим образом: «Вы, сударь, рассуждаете, как министр полиции» (Ibid. Р. 285). К Шатобриану отсылает в комментируемом фрагменте и предшествующая фраза о «проторенных дорогах» (voies communes), вне которых, по мнению неких оппонентов г-жи де Сталь, не бывает счастья; это — реминисценция из повести «Рене» («Счастье обретается только на проторенных дорогах»). Характерно, что Пушкин, который вообще любил и ценил эту фразу Шатобриана (он применил ее к себе накануне женитьбы, в письме к Кривцову от 10 февраля 1831 г.), вспомнил ее в «Рославлеве», повести, в которой выведена г-жа де Сталь, причем именно в том месте, где повествовательница полемизирует со страстным монологом Полины в защиту героизма г-жи де Сталь, не пожелавшей умереть «в государственной темнице»: «Я слушала Полину с изумлением. Никогда не подозревала я в ней такого жара, такого честолюбия. Увы! К чему привели ее необыкновенные качества души и мужественная возвышенность ума? Правду сказал мой любимый писатель: Il n’est de bonheur que dans les voies communes [Счастье обретается только на проторенных дорогах]» ( Пушкин . Т. VIII. С. 154). Иначе говоря, Пушкин в этом фрагменте сталкивает точки зрения г-жи де Сталь и Шатобриана примерно так же, как столкнула их в комментируемом тексте сама г-жа де Сталь: проторенные пути — это прозябание в родном замке. Для одних (Шатобриана и повествовательницы «Рославлева») расставание с проторенными путями — безрассудство, другие (сама Сталь и ее последовательница, пушкинская Полина) именно в этом видят спасение.

558Комментаторы DAE-1996 (Р. 446) сближают эту фразу с фразой из записной книжки: «„What is is“, — говорил пражский отшельник», заимствованной из комедии Шекспира «Двенадцатая ночь» (д. 4, сц. 2; в пер. Д. Самойлова: «Один старый отшельник из Праги, сроду не знавший пера и чернил, остроумно сказал племяннице короля Горбодука: „Что есть, то есть“»). Эту фразу Сталь процитировала также в ОГ (ч. 4, гл. 21), рассуждая о людском стремлении оправдать все, что происходит в обществе: «Нынче убеждения не в моде, и если человек говорит, что придерживается определенного мнения, это понимают в том смысле, что у него есть определенная корысть. Самые порядочные люди начинают в этом случае выдавать собственную леность за добродетель: они говорят, что сделать ничего нельзя, повторяют, вслед за шекспировским пражским отшельником: „что есть, то есть“, утверждают, что теории не оказывают на жизнь ни малейшего влияния. В конце концов то, что говорят эти люди, становится правдой, ибо с таким образом мысли воздействовать на других невозможно…» ( DA . Т. 2. Р. 308).

559Имеются в виду управляющий г-жи де Сталь и ее доверенное лицо Жозеф Южине и его жена (см. примеч. 535 и 325).

560Г-жа Неккер де Соссюр описала этот памятник в своем очерке о кузине: «Легкая, словно уже во славе фигура увлекает к небесам другую фигуру, которая, кажется, с состраданием смотрит на молодую женщину под вуалью, распростертую на могиле. Здесь г-жа Неккер, ее супруг и их дочь служат эмблемами перехода от жизни земной к жизни вечной» (ОС. T. 1. Р. CCXXXVIII). Ср. также описание усыпальницы в Коппе уже после того, как в ней похоронили г-жу де Сталь: «Неподалеку от парка есть рощица, где старые деревья растут вперемежку с молодняком; ее огораживает сырая, полуразвалившаяся стена. Рощица эта напоминает купы деревьев посреди равнины, именуемые на языке охотников островами: именно туда загнала смерть свою добычу, там заточила свою жертву. Здесь загодя был выстроен склеп, которому предстояло принять тела господина Неккера, госпожи Неккер и госпожи де Сталь, боготворившей отца: когда дочь воссоединилась с родителями, дверь склепа замуровали. Сын Огюста де Сталя и сам Огюст, умерший раньше своего дитяти, погребены снаружи, у подножия склепа. На надгробной плите высечены слова Писания: „Что вы ищете живого между мертвыми?“» (Шатобриан. С. 484).

561Огюст де Сталь в своем примечании приводит по-латыни соответствующие строки из первой книги поэмы «Против Руфина» (396) латинского поэта конца IV — начала V в. Клавдия Клавдиана; приводим их в русском переводе М. Л. Гаспарова: «Часто я размышлял и часто надвое думал: // Точно ли над землей державствуют боги, иль в мире // Правящих нет и случай царит над течением жизни? […] Только теперь Руфинова казнь уняла мою смуту // И оправдала богов! Теперь не ропщу я, что часто // Низкий возносится ввысь; я знаю, чем выше он прянет, // Тем страшней падет с высоты» (Поздняя латинская поэзия. М., 1982. С. 216).

562Имя Франсуа де Салиньяка де Ла Мота Фенелона (1651–1715), архиепископа Камбрейского, писателя и проповедника, служило г-же де Сталь символом мудрости и терпимости: «Можно ли остаться равнодушным, читая духовные сочинения Фенелона? Где еще найдем мы столько мудрости, столько утешения, столько снисходительности? Здесь нет ни фанатизма, ни суровости, исключая суровость добродетели, ни нетерпимости» (ОГ, ч. 4, гл. 5; DA. Т. 2. Р. 267).

563Об отношении Сталь к памяти отца свидетельствует эпизод, приведенный в очерке г-жи Неккер де Соссюр: «Г-жа де Сталь не расставалась с портретом отца, ставшим для нее предметом суеверного поклонения. Во время болезни она утешалась, глядя на этот портрет, и сочла, что он сможет произвести такое же действие на ее дочь, которая скоро должна была родить. Только поэтому она согласилась расстаться с портретом и послала его дочери. „Смотри на него, когда тебе станет нестерпимо больно“, — написала она ей» (ОС. T. 1. P. CCXXXIV).

564Известно письмо г-жи де Сталь к г-же Рекамье, датированное 23 мая (см.: Lettres à Récamier. P. 233); 27 мая Альбертина написала письмо другу матери, швейцарскому философу и историку Ш. Симонду де Сисмонди, а Сталь сделала к этому письму приписку; наконец, о своем отъезде она, по-видимому, известила Б. Констана, который уже 4 июня занес известие об этом в свой дневник. Письма некоторым друзьям, например женевской приятельнице Адриенне Одье, г-жа де Сталь оставила Фанни Рендал для последующей пересылки адресатам, которые получили их с большим опозданием (см.: Candaux J.-D., King N. Théâtre et société: la correspondance des Staël et des Odier // CS. № 38. Р. 89).