Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

702В наброске «Москва» здесь вставка: «До Петра I русским запрещалось носить шпагу, и по этой причине они не могли не утратить ту способность отмщать за обиды, которая благодаря дуэлям сохранилась на Западе»; о запрещении дуэлей в старой России Сталь могла прочесть у Левека ( Levesque-1800. Т. 3. Р. 189). Левек, впрочем, подчеркивал, что отсутствие в России института дуэли вовсе не было равнозначно отсутствию у русских чувства чести (см. подробнее примеч. 705); сходным образом Массон утверждал, что русские доказали «право воина считаться отважным, не убивая своих товарищей на дуэли» ( Masson. Р. 173–174).

703В наброске «Москва» здесь вставка: «некогда».

704Комментируемая фраза, как предположил Ю. М. Лотман, восходит к афоризму Шамфора: «Правление во Франции представляло собой абсолютную монархию, ограниченную песенками» (Характеры и анекдоты; см.: Лотман Ю. М. Пушкин. СПб., 1995. С. 364–365). Г-жа де Сталь не сразу пришла к столь отточенной формулировке; в «Путевом дневнике» она разными способами варьирует эту мысль о своеобразных формах «ограничения» абсолютной монархии в России: «Дворяне скорее убьют своего государя, нежели обойдутся с ним непочтительно […] В деспотических странах преступления знати внушают куда меньшее отвращение, нежели в странах свободных. У русских нет иной защиты от тирании жестокого властителя […]. Дворяне, кажется, служат своего рода кровавой хартией между деспотическим правителем и безжалостным народом. […] Они охотнее меняют правителя, нежели форму правления. Они хотят сохранить за собою право карать своих государей» ( Carnets . Р. 308, 324–325). Во Франции этот афоризм г-жи де Сталь цитировали, зачастую даже без указаний на ее авторство, в той форме, в какой он фигурирует в «Десяти годах»; ср. у Кюстина: «Русское правительство — абсолютная монархия, ограниченная убийством» ( Кюстин . С. 133); о той же формуле, приписанной во второй половине XIX в. «одному знатному русскому», см.: Эйдельман Н. Я. Пушкин и декабристы. М., 1979. С. 99. Что касается России, то здесь оригинальную фразу г-жи де Сталь постепенно вытеснила более резкая и отточенная формулировка Пушкина, включенная им в «Некоторые исторические замечания» (1822, 1-е полное изд. интересующего нас фрагмента в собр. соч. под ред. С. А. Венгерова, 1910) и, по всей вероятности, повторявшаяся в беседах с друзьями: «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы. Русские защитники самовластия в том несогласны и принимают славную шутку г-жи де Сталь за основание нашей конституции: En Russie le gouvernement est un despotisme mitigé par la strangulation» ( Пушкин . T. XI. C. 17); ср.: «…единственную возможность ограничить могущество русских царей стали усматривать в чудовищных и отвратительных дворцовых переворотах […] породивших жестокую шутку: „Россия — это абсолютная монархия, ограниченная удавкой“» ( Тургенев . С. 278). Относительно того, какую именно «славную шутку» Сталь имел в виду Пушкин, мнения исследователей расходятся. Б. В. Томашевский в 1923 г. писал, что под «славной шуткой» разумелась фраза о характере Александра как замене конституции и о его совести как поруке в ее исполнении (см. примеч. 770), а в конце жизни согласился с мнением, что прообраз «славной шутки» — именно комментируемая фраза (см.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. 4-е изд. Л., 1978. Т. 8. С. 388). Того же мнения придерживался Н. Я. Эйдельман (см.: Прометей. 1974. Вып. 10. С. 332). Л. И. Вольперт попыталась совместить обе точки зрения; она высказала предположение, что Пушкин, желая «сблизить в сознании читателей имена Павла и Александра и напомнить об отцеубийстве», смешал две «славные шутки» г-жи де Сталь и «как бы „создал заново“ нужную ему французскую цитату» (Вольперт Л. И. Еще о «славной шутке» госпожи де Сталь // Временник Пушкинской комиссии, 1973. Л., 1975. С. 125–126; ср.: Ее же. Пушкин в роли Пушкина. М., 1998. С. 29). Ю. М. Лотман вообще полагал, что Пушкин опирался не на печатный текст «Десяти лет», а на «устно переданный ему устный же разговор Жермены де Сталь» ( Лотман Ю. М. Пушкин. С. 338). Представляется более вероятным, что Пушкин цитировал по памяти именно комментируемую фразу и переписал ее в своей манере. Что же касается содержательной стороны дела, то г-жа де Сталь придала афористическую форму вполне традиционному представлению о русском политическом устройстве; ср., в частности, размышления об «азиатском средстве» (убийстве государя) как форме урегулирования конфликтов между русским дворянством и императором в переписке Ж. де Местра ( Степанов . С. 587–588); наиболее характерный пример местровских размышлений на этот счет, весьма близкий к ходу мысли г-жи де Сталь, содержится в письме к королю Виктору-Эммануилу от 2 / 14 июня 1813 г.: «Султан или царь могут обезглавить или наказать кнутом, если им это угодно, и на это говорят: ах, как он могуществен, а следует сказать: ах, как он бессилен! — так как его могут на другой же день задушить» (РА. 1912. Кн. 1. С. 59). Ср. также в воспоминаниях Баранта рассказ о его беседе с H. Н. Новосильцевым в 1836 г.: «„Иностранцы имеют о нашей стране самые ложные понятия; я уверен, что вы не найдете здесь того, что ожидаете увидеть. Мы здесь ведем точно такой же покойный образ жизни, как и обитатели других стран. Управление строится примерно на тех же началах, что и в других европейских государствах. У нас нет ни конституции, ни парламента, ни газет, однако вы не можете не согласиться, что и у нас существует некое общественное мнение, некий всеобщий здравый смысл, некая атмосфера, которая обволакивает правительство и заставляет его вести дела разумным образом“. Затем, отвечая на мое невысказанное возражение, он продолжил: „Вы скажете: а если характер у государя таков, что он не желает прислушиваться ни к голосу здравого смысла, ни к чувствам всего общества, ни к разумным советам, — ну что ж, тогда приходится выходить из положения по-другому…“ — И он засмеялся» (Barante. T. 1. Р. 76–77). Ср. также лаконичную реплику молодого военного в приватном разговоре 1838 г.: «Зато когда они [российские государи] нехороши, мы тоже делаем что хотим; отправляем на тот свет» (Лямина Е. Э., Самовер Н. В. Бедный Жозеф. М., 1999. С. 231). Гипотеза Б. В. Томашевского о зависимости от комментируемого фрагмента «Десяти лет в изгнании» стихотворения Пушкина «Кинжал» (см.: Томашевский. С. 83), принимаемая на веру современными исследователями (см.: Немировский И. В. Идейная проблематика стихотворения Пушкина «Кинжал» // Пушкин: Исследования и материалы. Л., 1991. Вып. 14. С. 201–202), опровергается хронологией: по мнению большинства пушкинистов, «Кинжал» написан в марте (см.: Летопись жизни и творчества Пушкина. М., 1999. T. 1. С. 239), что же касается книги Сталь, то она вышла в Париже в июне 1821 г. (см.: DAE-1996. Р. 37); ошибка исследователей объясняется тем, что в каталоге библиотеки Пушкина все тома собрания сочинений г-жи де Сталь, выпущенного Огюстом де Сталем, помечены 1820 годом, однако в реальности некоторые из них, и в том числе 15-й том, куда вошли «Десять лет в изгнании», вышли в 1821 г. (см.: Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. СПб., 1910. С. 341). Если же согласиться с новейшей гипотезой С. Фомичева и датировать «Кинжал» не 1821, а 1822 годом (см.: Пушкин: Исследования и материалы. СПб., 2003. Т. 16/17. С. 46–47), то и тогда источник Пушкина следует искать не в комментируемом фрагменте; необходимо, вслед за Томашевским, обратиться к другому фрагменту — тому, где упоминается именно это орудие цареубийства (см. наст, изд., с. 162 и примеч. 800).