Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

Владельцы имения, где я жила прежде, возвратились домой; 454вынужденная искать другого пристанища, я, воспользовавшись приглашением великодушного друга, перебралась в имение под названием Фоссе. 455Владелец этого замка, некогда сражавшийся в рядах вандейской армии, жил скромно, но добродушная его прямота делала пребывание у него в гостях легким, а самобытный ум — приятным. Не успели мы обосноваться на новом месте, как у нас составился целый оркестр: итальянский музыкант, дававший уроки моей дочери, играл на гитаре; 456дочь моя вторила ему на арфе, а милая моя подруга 457нежным голосом пела арии и романсы; крестьяне собирались под окнами, изумленно взирая на новоявленных трубадуров, нарушающих тишину уединенного владения их господ. Здесь, в обществе нескольких друзей, память о которых будет вечно жить в моем сердце, 458провела я последние дни на французской земле. Нечего и говорить, что этот тесный круг, собравшийся в укромном месте и посвящавший досуги изящным искусствам, никому не причинял зла. Мы часто исполняли прелестный романс, сочиненный голландской королевой; 459припев его она, можно сказать, избрала своим девизом: «Делай что должно и будь что будет». 460Мы выдумали себе забаву: после обеда, вместо того чтобы разговаривать, мы обменивались записками. Эти эпистолярные романы, разнообразные и многочисленные, увлекали нас до такой степени, что нам не терпелось поскорее выйти из-за обеденного стола, где мы беседовали на обычный манер, и продолжить переписку. 461Наша городская почта (как мы ее называли) продолжала действовать, даже когда в доме появлялись посторонние. Жители соседнего городка удивлялись нашим странным обыкновениям и принимали их за педантство, 462мы же стремились всего-навсего нарушить однообразное течение дней в нашем уединении. Как-то раз один соседний помещик, не знавший в жизни ничего, кроме охоты, захотел показать свои леса моим сыновьям; он заехал к нам и некоторое время наблюдал за нашими тихими, но деятельными досугами. Г-жа Рекамье, чья доброта воистину не знает пределов, пожелала приобщить толстяка охотника к занятиям нашего кружка и адресовала ему записку. Гость, однако, рассыпался в извинениях: он-де не умеет разобрать незнакомый почерк при свете лампы. Мы немного посмеялись над неудачей, постигшей затею нашей добросердечной кокетки, и единодушно пришли к выводу, что в любом другом случае записка, начертанная ее прелестной рукой, встретила бы более радушный прием. Так проводили мы время, и бег его, сколько могу судить, ни для кого не был тягостен.

В Париже в ту пору наделала шуму премьера оперы «Золушка»; 463мне пришло на ум посмотреть ее в исполнении скверной провинциальной труппы из Блуа. Местные жители следовали за мною по пятам, любопытствуя взглянуть на изгнанницу. 464Этот род успеха, каким я была обязана не столько таланту, сколько несчастью, прогневил герцога де Ровиго, 465который спустя некоторое время написал префекту департамента Луар и Шер, что я завела себе двор. «Во всяком случае, — отвечала я префекту, 466— мой двор повинуется мне по доброй воле».

Я по-прежнему намеревалась через Америку добраться до Англии, 467но прежде хотела напечатать книгу о Германии. Меж тем близилась осень; наступила середина сентября, я предчувствовала, что отплыть в Новый Свет нам не удастся, а значит, придется на зиму снова нанимать поместье в сорока лье от Парижа. В мечтах мне виделся Вандом: там имела я знакомых, людей умных и приятных, а главное, оттуда без труда могла бы поддерживать сношения со столицей. Некогда дом мой слыл одним из самых блестящих в Париже; теперь я почла бы за счастье поселиться в Вандоме; Небеса, однако, не судили мне и этой скромной радости. 468

Книга моя была уже набрана; 23 сентября я исправила последний корректурный лист. После шести лет работы 469мне доставило немалую радость увидеть слово «конец», завершающее третий том. Я составила список из ста человек; этим особам, проживающим в разных уголках Франции и Европы, я хотела бы послать свою книгу, которою очень дорожила, потому что надеялась с ее помощью сообщить французам идеи, для них новые. 470Мне казалось, что мною двигало чувство возвышенное и вовсе не враждебное по отношению к Франции; сочинение мое, думала я, писано языком, на каком французы говорить разучились. Получив от издателя письмо, в котором тот уверял меня, что цензура дозволила печатание моей книги, я сочла, что бояться мне нечего, 471и отправилась в поместье Матье де Монморанси, располагавшееся в пяти лье от Блуа. Матье — человек, которого с тех пор, как умер батюшка, я почитаю больше всех на свете; 472в его обществе я гуляла по окрестным лесам. Красота осеннего леса, исторические воспоминания, пробуждавшиеся при виде места, где во Фретвальском сражении сошлись Филипп-Август и Ричард Львиное Сердце, 473— все это исполняло мою душу величайшей кротости и величайшего покоя. Мой достойный друг, чья земная жизнь во всякую минуту есть прообраз жизни небесной, в тогдашних наших беседах, как и во всех прочих, какие нам случалось вести, оставлял без внимания вещи бренные и стремился лишь уврачевать мою душу. 474

Проведя ночь в поместье г-на де Монморанси, мы вновь двинулись в путь; окрестности Вандома безлюдны и однообразны, словно море, поэтому очень скоро мы заблудились. Близилась полночь, а мы не знали, как отыскать дорогу в этом краю, плодородном, но таком же однообразном, как если бы он был вовсе бесплоден; внезапно навстречу нам попался молодой всадник, который, угадав наше затруднение, пригласил нас провести ночь в замке его матери. 475Мы приняли приглашение, пришедшееся как нельзя кстати, и внезапно оказались среди азиатской роскоши, смешанной с французской изысканностью. Хозяева замка провели немало лет в Индии и украсили свое жилище вывезенными оттуда вещицами. Дом этот возбуждал мое любопытство; мне было приятно в нем находиться. 476Назавтра мне принесли записку от сына: он сообщал, что цензура чинит новые препятствия моей книге, и просил воротиться. Друзья, бывшие со мной, заклинали меня ехать скорее; я же, не догадываясь о том, чего не написал Огюст и что они держали в секрете, любовалась индийскими сокровищами и не подозревала об участи, меня ожидающей. Наконец я сажусь в карету; храбрый и умный вандеец, бестрепетно сносивший собственные невзгоды, 477жмет мне руку со слезами на глазах: тут только я поняла, что на меня обрушились новые гонения; в ответ на мои расспросы г-н де Монморанси сообщил мне, что генерал Савари, именуемый с некоторых пор герцогом де Ровиго, приказал своим солдатам уничтожить десять тысяч экземпляров моей книги, самой же мне предписано в трехдневный срок покинуть Францию. 478Дети мои и друзья не хотели сообщать мне такую весть в чужом доме; зато они позаботились о спасении осужденной рукописи; они переправили ее в надежное место за несколько часов до того, как за ней пришли. 479