Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

Из Дрездена французский император отправился производить смотр своим войскам, а супруге своей дозволил провести некоторое время с родными в Праге. Уезжая, император самолично распорядился относительно правил этикета, какие пристало соблюдать отцу и дочери в сношениях меж собой; надо полагать, что распоряжений этих он оставил немало, ибо обожает этикет не только из тщеславия, но и по недоверию к роду людскому: отводя каждому из своих приближенных определенное место при дворе, он тем самым сеет между ними рознь. 596Императрица путешествует в платье из золоченой парчи, и придворным дамам приходится следовать ее примеру; она почти всегда является в свете увенчанная короной и, поскольку Небеса не наделили ее способностью произносить речи сколько-нибудь значительные, имеет вид манекена, разукрашенного всеми королевскими брильянтами.

Первые десять дней, проведенные в Вене, не были омрачены ничем; я была счастлива вновь очутиться среди общества, мне приятного, в окружении людей, чей образ мысли схож с моим собственным, — ибо венское общественное мнение не одобряло союза с Францией, заключенного правительством без согласия нации. 597В самом деле, как могла держава, принявшая участие в разделе Польши и более охотно, чем когда-либо, продолжавшая извлекать выгоду из владения третью польских земель, вести войну, одной из несомненных целей которой было восстановление Польши?

Австрийское правительство отправило в Варшаву тридцатитысячный корпус для восстановления Польской конфедерации; в то же время ничуть не меньшая армия шпионов следила за галицийскими поляками, желавшими видеть своих депутатов в составе этой конфедерации. 598Австрийскому правительству приходилось выступать против поляков и в то же самое время с оружием в руках отстаивать их интересы, ему приходилось говорить своим галицийским подданным: «Я запрещаю вам разделять мое мнение». Что за странная метафизика! Объяснить ее можно только лежащим в основе всего чувством страха. Среди наций, которые Бонапарт увлек за собой, сочувствия достойны одни поляки. Полагаю, им, как и нам, ясно, что императору нет никакого дела до независимости Польши и что ее интересы служат ему не более чем предлогом для войны. Он не скрывает своего презрения к польской нации, желающей быть свободной, и не однажды признавался в этом чувстве российскому императору, однако ему выгодно натравливать поляков на Россию, поляки же пользуются этим обстоятельством ради восстановления собственного государства. 599Не знаю, добьются ли они своего, ибо от деспотизма свобода не родится; хуже того: чем больше выиграют поляки, тем больше проиграет Европа. Они не будут более зависеть ни от пруссаков, ни от австрийцев, ни от русских, однако наравне со всеми этими народами останутся рабами Наполеона. Как бы там ни было, поляки — единственные европейцы, которые имеют право без стыда служить под знаменами Бонапарта. Немецкие государи жертвуют честью ради выгоды, которую, как они полагают, принесет им союз с Наполеоном; что же касается Австрии, то она, вступив в этот союз, ухитрилась потерять разом и честь, и выгоду. Австрийский император желал добиться от эрцгерцога Карла согласия командовать тридцатитысячным корпусом, посылаемым в Варшаву, однако эрцгерцог, к счастью, отклонил это оскорбительное предложение, ведь такая должность пристала скорее льстивому царедворцу, нежели боевому генералу; 600видя, как эрцгерцог в сером фраке прогуливается в одиночестве по аллеям Пратера, я следила за ним с прежним почтением.

В отсутствие г-на фон Меттерниха 601надзор за иностранцами, прибывшими в Вену, был поручен тому самому г-ну фон Гуделисту, который давал императору столь недостойные советы относительно судьбы тирольцев; из дальнейшего рассказа станет видно, как он исполнял свои обязанности. В первые дни он меня не беспокоил. Поскольку однажды я уже провела в Вене целую зиму и была прекрасно принята императором, императрицей и всем двором, 602австрийские власти остерегались сказать мне, что на сей раз принимать меня не велено, ибо я в немилости у Наполеона, тем более что одной из причин этой немилости явились страницы моей книги, прославляющие мораль и гений немцев. Но еще больше остерегались они прогневить владыку, которому, следует признать, они пожертвовали столь многим, что принести в жертву меня им не составило бы никакого труда. Я полагаю, что спустя несколько дней после моего приезда в Вену г-на фон Гуделиста известили более подробно о моих отношениях с императором и он счел себя обязанным установить за мною наблюдение. Исполнил же он это следующим образом: напротив дома, где я жила, постоянно караулили шпионы; когда я отправлялась на прогулку по городу, они следовали за моим экипажем пешком, а когда выезжала за город, сопровождали меня в кабриолете; эта полицейская метода, на мой взгляд, соединяла французский макиавеллизм с немецкой тяжеловесностью. 603Австрийцы убедили себя, что проиграли войну потому, что ум у них не такой острый, как у французов, французский же ум, по их мнению, состоит в умении превосходным образом устраивать полицейский надзор; в результате они всерьез взялись за шпионство и стали открыто вершить такие дела, какими, что ни говори, приличнее заниматься под покровом тайны; порядочные от природы, они почли своим долгом уподобиться правительству якобинскому и деспотическому разом.

Меня это шпионство тревожило, ибо достаточно было капли здравого смысла, чтобы понять, что моя единственная цель — бежать. Меня принялись пугать, внушая, что русский паспорт я получу не раньше, чем через несколько месяцев, а к этому времени уже начнется война и в Россию я въехать все равно не смогу Между тем я понимала, что не смогу оставаться в Вене после того, как туда возвратится французский посол. 604На что же решиться? Я попросила у г-на Штакельберга дозволения через Одессу или Бухарест отправиться в Константинополь. Однако и Одесса, и Бухарест принадлежали России; 605чтобы следовать этим путем, также требовался русский паспорт. Итак, единственное, что мне оставалось, — ехать прямо в Турцию через Венгрию, однако эта дорога пролегала вдоль границы с Сербией и грозила тысячью опасностей. Можно было также направиться в Салоники через Грецию; эрцгерцог Франц избрал этот путь, чтобы добраться до побережья и отплыть на Сардинию; 606однако эрцгерцог Франц прекрасно ездит верхом, а я на это решительно неспособна; вдобавок я бы никогда не отважилась пуститься в такое путешествие с юной дочерью. Следовательно, пришлось бы, скрепя сердце, разлучиться с нею и отправить ее в сопровождении верных людей в Англию через Данию и Швецию. На всякий случай я отыскала армянина, согласного отвезти меня в Константинополь. Оттуда я предполагала отплыть в Англию, минуя Грецию, Сицилию, Кадис и Лиссабон; сколькими бы опасностями ни было чревато такое странствие, оно открывало безграничные просторы воображению. Шведский посланник, под покровительством которого я пребывала, 607запросил для меня в канцелярии министерства иностранных дел, управляемой в отсутствие г-на де Меттерниха г-ном фон Гуделистом, паспорт, который позволил бы мне выехать из Австрии через Венгрию или через Галицию, смотря по тому, куда — в Петербург или в Константинополь — я направлюсь. Мне ответили, что сначала я должна выбрать что-либо одно, что паспорт для пересечения двух разных границ мне выдать не смогут и что даже для того, чтобы попасть в Пресбург, 608ближайший город на земле Венгрии, который отделяют от Вены всего шесть лье, мне потребуется особое разрешение. Трудно было удержаться от сравнения прежней Европы, открытой для любого путешественника, с Европой нынешней, уподобившейся под властью императора Наполеона огромной сети, в которой невозможно сделать беспрепятственно ни единого шага. Сколько затруднений, сколько препон надобно преодолеть ради самого незначительного перемещения! Мыслимо ли, что несчастные правительства, покорившиеся гнету Франции, ищут утешения в том, чтобы, воспользовавшись тем жалким остатком власти, какой они еще сохранили, угнетать бедных своих подданных!