Андрей Волос - Жизнь Изамбарда Брюнеля, как бы он рассказал ее сам

В моих записных книжках остались рисунки, из которых явствует, что и в 1858 году я размышлял об этой проблеме, полагая, что лучше всего иметь судно, специально построенное для укладки кабеля.

И вот что писал я одному из своих друзей в декабре 1856 года: «Я бы умерил сомнения по поводу успешности результатов прокладки трансатлантического кабеля. Как прежде говорили о невозможности выгодного использования пароходов в океанских водах, основываясь на якобы общеизвестных фактах, точно так же сейчас говорят о невозможности создания трансатлантического электрического телеграфа. Жаль, что в наши дни существуют столь догматические утверждения. Жизнь показывает, что девять десятых догм опровергаются, а обстоятельства оказываются вовсе не такими, как о них думали. Трудности можно преодолеть: сколь бы верными ни казались доводы, результат все равно будет не таким, как ожидалось».

Согласен, великому судну «Грейт Истерн» так и не пришлось заниматься той работой, для которой, собственно говоря, я его первоначально проектировал. Но использование его для осуществления крупных научных проектов было, я считаю, вполне достойным его имени занятием.

А вот и венок, который, полагаю, в данном случае следует называть нашим общим.

Что сказать на прощание? Я понимаю, мой слог оказался суховат, ему не хватает той красоты и легкости стиля, на которые способны те, кто посвятил жизнь плетению словес, попыткам выразить ускользающие тени неуловимых смыслов… А что было у меня? Железо, железо, железо. Пар. Электричество. Если смысл всего этого от тебя ускользает — значит ты провел еще недостаточное количество экспериментов. Нужно продолжить, чтобы все-таки уловить его, сделать ясным, определенным — таким, на какой всегда можно будет опереться в будущем…

Совсем уж напоследок скажу вот о чем.

Спустя 54 года — более полвека! — после спуска на воду «Грейт Истерн», в море вышел пароход «Титаник».

Он был значительно больше моего корабля. В длину — почти на четверть, по водоизмещению — почти в два раза.

Корпус судна был изготовлен из стали. Трюм и нижние палубы разделялись на 16 отсеков переборками с герметичными дверями. При повреждении днища попаданию воды в отсеки препятствовало двойное дно. Журнал «Шипбилдер» назвал «Титаник» практически непотопляемым.

Но двойным было действительно только дно, а потому при столкновении с айсбергом во время своего первого рейса «Титаник» получил пробоину в борту ниже ватерлинии общей площадью около 12 квадратных метров — то есть около 129 квадратных футов.

И в результате этого через 2 часа 40 минут полностью ушел под воду.

И унес с собой жизни 1496 человек…

Мое судно «Грейт Истерн» оказалось в похожей ситуации — как я уже говорил, оно налетело на рифы у входа в залив Лонг-Айленд. И тоже получило пробоину ниже ватерлинии. Только общей площадью 800 квадратных футов — то есть в шесть с лишним раз больше, чем у «Титаника»!

Тем не менее эта огромная дыра во внешней обшивке борта не помешала кораблю благополучно прийти в порт Нью-Йорка. А потом еще несколько недель стоять на рейде, дожидаясь починки и совершенно не собираясь при этом тонуть.

Но эта история случилась гораздо позже.

А вот 8 ноября 1859 года, на первом после моей смерти (и смерти г-на Роберта Стефенсона, по иронии судьбы пережившего меня всего на каких-то четыре месяца) собрании Общества гражданских инженеров, его президент г-н Джозеф Локк сказал:

«Я не могу позволить открыть новый сезон, не упомянув о невосполнимой утрате Института в связи с кончиной двух его самых уважаемых и выдающихся членов.

В разгар трудностей необычного характера, с пылом, которому нет равных, и рвением, как тела, так и разума, практически на пределе физических возможностей, в стремлении достичь вынашиваемую им великую идею, г-н Брюнель был неожиданно повержен болезнью, не позволившей ему завершить задание, поставленное перед ним его отважным гением.

Шагая по стопам своего уважаемого отца, сэр Изамбард Брюнель даже в самом начале своей ранней карьеры отличался оригинальностью концепции доверенных ему работ. С преумножением опыта прибавилась уверенность в собственных силах; так, Большая Западная железная дорога с ее ширококолейными линиями, колоссальными паровозами, большими пассажирскими вагонами и смелыми проектами всякого рода продвигалась вперед и вперед, охватив в конечном счете большую часть страны.

То же самое чувство вызывает и его вклад в паровое судоходство, сопровождаемый успешным строительством парохода «Грейт Вестерн», самого большого судна своего времени, смененного затем пароходом «Грейт Бритн», который, в свою очередь, был затмен пароходом «Грейт Истерн», самым масштабным экспериментом века.

Великий корабль был особенным детищем Брюнеля; он сам относился к нему с уважением; и даже если он не дожил до его успешного завершения, в свои последние часы он видел достаточно, чтобы удостовериться, что его идея в конечном счете станет победоносной реальностью.

Шок, вызванный известием о кончине Брюнеля, почувствовался еще сильнее после сообщения о том, что и другой наш уважаемый коллега покинул нас…

В мои намерения сейчас не входит перечисление достижений, осуществленных двумя нашими покойными друзьями. Однако их жизнь и труды перед нами, и будет лишь наша вина, если мы не сможем извлечь из них нужных уроков для себя. Человек не идеален, и от него не ожидают, что он всегда будет успешен; и так же, как в разгаре успеха, мы иногда узнаем великие истины, прежде нам неизвестные, так же часто мы обнаруживаем в ошибках причины, расстроившие наши лучшие, направленные на достижение цели усилия. Возможно, наши два друга не были исключением из правил. Но, судя по тем высотам положения, что были достигнуты каждым из них, по всеобщему уважению и той скорби, что проявила общественность в связи с нашей утратой, мы уверенно можем сказать, что они трудились не напрасно. А сколь блестящую изобретательность оба они проявляли, сколь богатый опыт оставили нам!..

У общества, которое связано с такими именами, как Брюнель и Стефенсон, есть важная обязанность, и мы обязаны ее выполнить: чтить их память и следовать их примеру».

На этом, думаю, пора прощаться.

Всего хорошего, господа.