Захар Прилепин - Есенин: Обещая встречу впереди

Так Советское государство обходилось с поэтом Есениным: как иногда пишут, со света сживало.

Собрания сочинений купили только у двух поэтов; второй — Маяковский. Никто иной — ни Клюев, ни Пастернак, ни Ахматова — и мечтать о таком не посмел бы; пролетарским сочинителям подобное вообще не грозило. Разве что Демьян Бедный выпускал многотомные собрания — но на то он и Демьян.

23 июня Толстая подала на развод с пребывающим за границей Сухотиным.

Путь свободен: пожалуйте жениться, Сергей Александрович!

В тот же день Есенин, и так ночевавший у Толстой через день, перевёз вещи от Наседкина к ней.

Дом в Померанцевом переулке — чудесное место в центре Москвы, с удобным балконом — покуривай себе да любуйся на храм.

Правда, в четырёхкомнатной квартире обитали ещё несколько человек: домработница Марфуша, жена двоюродного брата Софьи с двумя маленькими детьми и двоюродная тётка.

Но Есенину всё это было не в новинку: в Ленинграде он жил у Сахарова, в Баку у Чагина, в Тифлисе у Вержбицкого — и везде были маленькие дети, а периодически и другие родственники; о коммунальной квартире в Брюсовском и говорить нечего — там вообще все вповалку.

Хотел бы жить с Толстой — уж точно никакие её тётки, к тому же редко выходившие из своих комнат, ему бы не помешали.

Он себя через силу убедил: хочет.

Пошёл как-то гулять с Толстой; встреченная цыганка предложила ему погадать. — Ну, погадай.

У цыганки был попугай — он извлекал из кошёлки на свой выбор те или иные сюрпризы.

Есенину досталось кольцо.

Есенин засмеялся: ну, значит, точно пора жениться.

Тут же подарил кольцо Софье.

Ценности в нём не было никакой — медь; более того, оно вскоре почернело.

Есенин воспринял это как дурную примету, а Толстая — нет.

Отмыла, отскоблила. Оно было великовато — ужала. Надела между двух других, золотых.

Носила потом много-много лет, когда Есенина уже не было на свете.

30 июня приехал из Ленинграда милый друг Эрлих.

1 июля отправились покупать обручальные кольца, но, запомнил Эрлих, «почему-то купили полотно на сорочки».

Вернулись домой и курили на балконе.

Эрлих вспоминал:

«Перед нами закат, непривычно багровый и страшный. На лице Есенина полубезумная и почти торжествующая улыбка. Он говорит, не вынимая изо рта папиросы:

— Видал ужас?.. Это — мой закат… Ну, пошли! Соня ждёт».

Толстая в это время сидит в комнате и пишет письмо другу, делясь радостью по поводу того, что в середине июля выходит замуж.

«Мой жених поэт Сергей Есенин, — сообщает она. — Я очень счастлива и очень люблю».

В ту же ночь, уложив невесту спать, Есенин пишет стихи:

7 июля Есенин и Софья отправились — по вольной программе — на прогулку: в Госиздат забежать, где продолжало готовиться собрание сочинений Есенина, которое никак невозможно было собрать воедино; Берзинь навестить, потом Эрлиха забрать, — ну и в ресторан, а куда же?

В Госиздате Евдокимов говорит:

— Ну, Серёж, ну, посмотри — это ж не пойми что, а не собрание: обрывки, вырезки, клочки — как мы будем это издавать?

Есенин, улыбаясь в своей манере — и смущённо, и чуть лукаво, — поперебирал листочки и отвечает:

— Давай потом, Евдокимыч? Обязательно всё сделаю, но… потом.

Он всё время спешил куда-то. Ему всё время казалось, что в новом месте будет интереснее, чем в прежнем.

В квартире Берзинь застали писателя Юрия Либединского и общую знакомую по имени Като — прелестную юную армянку, за которой Есенин как-то, на очередном жизненном вираже, приударил, но не нагнал.

Като спала.

Софья о чём-то говорила с Аней, Сергей — с Либединским, причём громко.

Есенину шепнули: может, выйдем на кухню, а то Като разбудим.

Вместо этого Есенин, подмигнув всем — смотрите, как забавно будет, — подошёл на цыпочках к постели, поцеловал Като в губы, вернулся к портьере, у которой все стояли, и как ни в чём не бывало продолжил разговор.

Като поднялась и, чуть румяная от волнения, посмотрела по сторонам: кто это сделал? Её только что поцеловали?..

Но почему все спокойно разговаривают?

Есенину было весело.

Быть может, Либединский тоже чуть-чуть развеселился. Но остальные?..

Спустя какое-то время Есенин и Софья ушли.

Едва выйдя на улицу, рассорились в дым: долго кричали друг на друга, едва не подрались.

Кажется, даже не из-за сцены с Като.

Толстая вернулась домой, Есенин — отправился дальше, шёпотом ругаясь самыми последними словами.

Но, конечно, вскоре опять развеселился: придумал, как себя развлечь.

Он вернулся обратно к Берзинь — с неясными целями, но, скорее всего, поговорить о поэтических своих стратегиях.

Толстая сразу простила Есенина и ждала весь день, что он вот-вот явится.

Явился в компании Эрлиха только к ночи, когда она уже спала.

Разбуженная, вышла поздороваться к ним на кухню: посмотрела — пьяные, пьют — и ушла досыпать, ожидая, что утром поговорят.

Но той же ночью Есенин снова ушёл.

Толстая, веря, что он всё равно вернётся, оставила на столе записку: «Сергей, дорогой мой, приходи скорей. Жду тебя очень, очень. Так ужасно грустно».

Есенин пришёл за полночь, но уже в компании Приблудного.

Под утро между Есениным и его Ваней произошла драка — точнее, Есенин, взбесившись из-за чего-то, начал избивать Приблудного, а тот — могучий юноша — терпел и только прикрывал лицо.

В полдень Есенин и Толстая, наконец, в очередной раз выяснили отношения.

После негромкого — дом полон тёток, а Есенин уже трезв — скандала он опять ушёл.

Днём Толстая записала в дневнике два таинственных слова: «Разговор, измена».

Выше этой записи — ещё две строки текста, которые, кажется, объяснили бы, о чём речь.

Но Толстая, написав эти две строки, тут же тщательно их вымарала.

Ничего не разобрать.

Да и надо ли?

Вечером 9 июля Есенин уезжает в Константиново. Больше некуда.

Провожает его Эрлих.

На вокзале Есенин напишет две записки: Соне и Берзинь. Попросит Эрлиха, передавая их:

— Скажи Берзинь на словах, что я ей верю, очень верю. Но слушаться никого не буду.

Потом добавит по поводу Толстой:

— Я ей всё объяснил.

Что?..

Адресованная ей записка только всё запутывает: «Дорогая Соня, я должен уехать к своим. Привет Вам, любовь и целование».

Любовь? Целование? Привет?..

Это всё?

В этот константиновский заезд Есенин сделал попытку если не собрать себя, то хотя бы не продолжать бесконечный загул.

Хорошо, что не взял Приблудного и не позвал Эрлиха. Совсем не пил.

Впрочем, и денег не было.