Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

В том заявлении Наум Наумович просил доверить ему руководство колхозом. В городе уже наруководился…

Говорят — не разрешили. Но Наум Наумович на собраниях с покаянием кричал: «Я же так хотел директивно и коррективно сеять, веять!.. А вы отклонили!..»

Добавим: отклонили — и хорошо сделали.

Я сижу в клубе в третьем ряду, внимательно вслушиваюсь, навострив уши. Интересно же рассказывает доктор наук:

— То было грозное и суровое время — шел бурный девятнадцатый год. А я, сельский парнишка, волостной милиционер. Произвели…

Вызвали в ревком и произвели. Председатель ревкома и пояс на мне застегнул, и кобуру приладил, и какой-то допотопный револьвер в кобуру вложил. Словом, экипировка на все сто. Еще и четыре заповеди — как себя должен вести волостной милиционер — с ходу прочитал.

— Первая заповедь, — торжественно сказал, — держи, Вася, фасон. Шагай твердо. Тебе поручили большое дело. Поручили охрану революционного порядка во всей волости. Вот эта револьверная железяка — твоя сила! Она, конечно, не стреляет, но громко щелкает. Допустим, ты идешь и по дороге встречаешь гидру. И не дай бог, гидра движется на тебя своим корпусом, вынимай железяку и щелкай. Щелк — гидра падает. Ты тогда бери в руки бумагу, карандаш и задай вопрос: «Ты долго, паразит, будешь пить кровь людскую?»

Вторая заповедь такая. Ты, конечно, знаешь Матвея Люшенко. Знаешь и то, что он ведет пропаганду, будто земля не вертится. Вертелась, говорит, но бог приказал — тпру, не вертись! Ты подойди к Матвею Петровичу, вежливо поздоровайся и вежливо, с понятием передового человека, докажи: бога не было и нет, а земля вертелась и вертится. При агитации и убеждении железяки не вынимай.

Третья заповедь — присматривайся. Наблюдай, у кого под ногами на вверенной тебе территории зашаталась земля. Не смотри на ранги. Качнуло председателя кооперации или еще какого-нибудь руководителя — бери двух понятых и выясняй, когда и после какой дозы у него под ногами завертелась земная планета, где он ту дозу взял, из какой бочки дозу качал и из какой продукции ее гнал.

Четвертая заповедь — непоколебимо стой на страже революционной законности. Выявляй, кто глумится над нашими товарищами женщинами. Кто их, бедняг, мужскими руками по спине дубасит или бечевкой стегает. Таких приглашай в ревком на предмет морального влияния. Ну, будь счастлив, Вася! Исполняй!

Вышел я на улицу, подумал и пошел сначала к родному дяде. Слыхал — вчера тетку «потчевал», хворостиной по двору гонял.

Пришел. Дядя тепло, ласково поприветствовал и спросил:

— Значит, наши пошли в гору? Тебе и пушечку на бок прицепили.

А я дяде:

— Дорогой дядя, нельзя, — говорю, — тетю хворостиной полосовать и босой по снегу гонять.

У дяди даже голос осел:

— Как нельзя? Нельзя жену бить? А кто же такой закон выпустил?

— Революционный комитет, — говорю, — такой закон издал.

С дядей мы так и договорились: еще хоть раз тетку ударит — приду и сам его в ревком отведу.

Дядя дал зарок — не буду, а у тетки Приськи и глаза радостно засветились и слеза от радости скатилась. Нежно-нежно тетка заговорила:

— Спасибо тебе, Вася, что зашел. Может, ты у нас и пообедаешь? У меня варенички сами в рот скачут.

Поблагодарив за внимание, я ушел. Проводил меня дядя. Когда мы проходили мимо усадьбы Свирида Нетесанного, то дядя горячо и взволнованно заговорил:

— Я-то что ж… Я ведь ничего… Нельзя бить — не бей, терпи! А вот, — он палкой ткнул в плетень кулака-мироеда, — как с этой гадюкой быть? Напился, гад, людского пота!

При нашем появлении Нетесанный спустил с цепи собак, а сам лукавыми глазами поглядывал из-за высокого плетня. Простившись с дядей, я пошел дальше, но ясно услыхал, как Нетесанный позвал дядю:

— Ефимович! А подойдите ближе. Здравствуйте! Что это — ваш в политические подался? Наверное, туда влез, вон ведь какую бомбу нацепил. Что ж, привесили так привесили. Что он вам рассказывал?

— Ничего такого, — говорит дядя. — Говорит, жен теперь нельзя бить.

— Эге-ге… Вишь куда стрижет. Это его настраивают вот те всякие…

Как-то председатель ревкома пригласил меня к себе в кабинет и конфиденциально поделился:

— Вася, гидра зубами щелкает. Даю тебе в помощники двух хлопцев, — комсомольцев Петренко и Овчаренко, — и отправляйтесь на базар. Пусть ребята караулят на главной дороге, а ты на выгоне зорко следи за арбой, запряженной вороными.

— Есть следить за арбой, за вороными! — сказал я и подался на базар.

Поясняю: гидра — это кулаки. Они приезжали на базар на огромных арбах, наполненных съестным и жидким…

В сторонке на базаре становится и за съестное и за жидкое дерут втридорога…

Остановился такой субчик-купчик, распряг коней и водит носом, нюхает воздух — чем веет-повевает и откуда повевает. Нанюхавшись, бросает своей половине: «Смотри стереги! Рта не разевай и зубы не скаль!» — и не спеша направляется в людскую гущу.

Идет, как гончая по следу, выгодного покупателя искать, а то и что-нибудь тайное, такому, как сам, нашептать, а толстенькая, пухленькая половина садится на сало, колбасы и следит: не прорывает ли какая-нибудь сатана снизу дырку?

Вы спрашиваете, как и кто дыры в мешках прорывает?

…Штука немудреная — зубами прогрызает… Подходит измазанный хлопчина, на голове у него рваная желтая шапчина. Подходит, держится рукой за челюсть и кричит:

— Ой, жжет! Ой, печет!.. Тетя, дозвольте к вашему возу прислониться!

— Иди себе, иди прочь, острожник! Носит вас тут нечистая сила!

— Тетенька!.. Печет же! Господи! Боже мой, пресвятой, как же печет! Так печет, аж голова трещит!

— Где же у тебя печет?

— Коренные дергают. Даже искры из глаз летят. Разрешите, тетя, спицы в вашем колесе погрызть. Может, они, клятые, занемеют.

— Ты что же, глупый, с ума сошел? Разве спицы помогают?

— Помогают, тетя, помогают. Вот святой крест кладу, пособляют.

— Тогда грызи, черт с тобой!

Хлопец к колесу припадает, грызет спицу и корешу глазом моргает — не зевай! Хватай!

В это время пышная хозяйка, сидевшая на мешке с колбасой, привстала. Видите ли, ей захотелось посмотреть, как тот сумасшедший голодранец зубы спицами будет лечить.

Она поднялась, а кореш хвать — и нет колбаски.

— В тот базарный день, — продолжал после паузы оратор, — нам удалось обезвредить злой вражеский заговор. Заговорщики пытались разгромить ревком. Несмотря на хитрости и маскировку, народ своевременно распознал преступников, разоблачил их и этим нам очень помог. Скажу: предводителем разбоя был хозяин арбы с колбасой…

Поучительные воспоминания. Недаром на вечере было немало работников милиции. Глянешь в зал — сердце радуется. Как выросла наша славная советская милиция. Ни одного без образования. Говорим — без среднего. А еще больше радует: у многих на мундире вузовский значок.