Сергей Сухопаров - Судьба будетлянина

Со смертью Маяковского Кручёных потерял не только старого друга и соратника, но и мощную опору и всегдашнюю поддержку. Именно благодаря ему. его заступничеству Кручёных все 20-е гг. практически находился вне досягаемости советской критики, с годами становившейся всё больше политизированной, часто бессмысленной. особенно злой. Но вот уже 7 июля 1930 г. «Вечерняя Москва» помещает уничтожающую статью некоего А. Кута «Маяковский с точки зрения Смердякова», в которой именем героя одного из романов Фёдора Достоевского назван Кручёных. 111 Причиной появления этой злобной статьи стали первые два выпуска подготовленной и изданной Кручёных серии «Живой Маяковский. Разговоры Маяковского». вышедших тиражом в 300 экземпляров каждый. Тогда же в четвёртом томе «Малой Советской энциклопедии» (М.: 1931) и пятом томе «Литературной энциклопедии» (М.: 1931) появились статьи о Кручёных, в которых он характеризовался, в основном, с отрицательной стороны, а самым мягким ругательством было: «выразитель настроений наиболее разложившихся групп литературной богемы». 112 Реакция Кручёных на эти статьи была молниеносной – 21 апреля 1931 г. он записал в альбом литератора А. Вознесенского: «А я пишу сейчас грозную статью: „А. Кручёных и советская энциклопедия“, где разоблачу всех, оклеветавших имя моё. Бурлюка. В. Хлебникова и зауми. Я хочу написать эту статью – но не состоится» 113

Впрочем. Кручёных не только возмущался, а первое время пытался посильно участвовать в «литературном процессе», разворачивавшемся в годы «после Маяковского»: помогал Ю. Тынянову и Н. Степанову в издании пятитомника собраний произведений Хлебникова, в 1933 г. завершил начатое им в 1928 г. издание стеклографической серии из двадцати четырёх выпусков «Неизданный Хлебников» (о которых В. Шкловский говорил, что они стали мировой редкостью и конкурируют с инкунабулами), дважды выступил в «Литературной газете» со статьёй (совместно с Н. Асеевым) и публикацией произведений Хлебникова, по поручению журнала «30 дней» собирался провести анкету-дискуссию на тему «Пути советской сатиры» в связи с романами И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок». Однако вписаться в советскую литературу ему никак не удавалось. И хотя безусловно прав был Б. Пастернак. в духе времени сердито писавший Кручёных 10 октября 1934 г.: «Слишком давно и долго чуждался ты всего потного, капитального и почтенного, чтобы теперь вдруг стать претендовать на маститую солидность» 114 , главная причина была в другом – верности Кручёных своему раннему творчеству, своим прежним идеалам, которые в новых условиях оказались не только невостребованным опытом, но и попросту чуждыми и могли бы проявляться и иметь какой-либо резонанс только при условии всеобщей свободы творчества. В противном случае наступало отчуждение от социума, искусственное забытьё, а то и творческая смерть.

Кручёных спасало библиофильство, занятия историей литературы, собирательство, узкий круг московских литераторов. где ему покровительствовали Н. Асеев и Б. Пастернак и где его хорошо знали ещё по легендарным временам раннего футуризма, ценили.

Замечательными документами этой поры стали подготовленные Кручёных три выпуска «Турнира поэтов», в которых блистали многие известные литераторы. Остроумие. меткость, неожиданные яркие поэтические находки отличали эти удивительные на фоне тусклой официальной литературы издания, выходившие в стеклопечати мизерными тиражами в 100 экземпляров. В одном из них – весёлый «Кратчайший путеводитель Н. Асеева по современной поэзии», где можно прочесть остроумнейшие характеристики на тогдашних поэтов:

Окончательные точки над «и» в официальной литературной судьбе Кручёных поставил 1934 г. – год Первого съезда советских писателей. Разумеется, ни делегатом, ни гостем съезда Кручёных не был, хотя его имя и прозвучало в докладе Н. Бухарина. То был период, когда, как вспоминал

В. Шкловский, «писательство охватило тогда всю страну. Искусство спустилось к народу. Народ утверждал свои права на искусство». 115 И ему. народу, естественно, было не до заумника, формалиста Кручёных. Не мог спасти положение и отчаянный призыв поэта Павла Васильева (1910–1937), друга и соавтора Кручёных, после съезда обратившегося к нему с «Открытым письмом», так и оставшимся неопубликованным. В нём, в частности, говорилось: «Мне кажется странным, что Вы – подлинный революционер слова, неугомонный словотворец. фантаст слова, поэт, элементы творчества которого благотворно вошли в революционную литературу нашей страны, начиная с Маяковского и кончая таким прозаиком, как Артём Весёлый. Вы молчите и не выступаете на трибунах наших газет и журналов, в то время как на них часто находит себе место самая отъявленная профанация искусства – поэзия в частности». Заканчивалось это письмо призывом: «Развивайте активность. Кручёных, всходите на светлую трибуну социалистической литературы, укрепляйте размах своего творчества». 116

То ли следуя настоятельным советам П. Васильева, то ли беспокоясь о своём дальнейшем существовании в грозно меняющихся обстоятельствах. Кручёных стал «развивать активность», но несколько иного рода: встретив 9 октября 1934 г. Б. Пастернака, он попросил у него как члена Правления только что созданного Союза советских писателей рекомендацию для поступления в него. Скрепя сердце. Пастернак даёт её: «Нельзя ли принять в кандидаты союза А. Е. Кручёных? Если прошлое его, на мой взгляд, представляет неумеренное увлечение некоторыми техническими крайностями, со всем существом творческого языка несоразмерными, то это же обстоятельство прибавляет ему в его новой роли библиографа и знатока книги редкую у книжников освоенность с цеховыми секретами мастерства и формы. В них он – свой человек. Кроме того, он продолжает работать и как поэт, в менее односторонних и узких, чем прежде, видах». 117 Извинительный тон этой весьма странной рекомендации мог свидетельствовать только об одном: у Кручёных было слишком мало шансов, чтобы вписаться в нарождающийся порядок, отвергавший его органически. Так и случилось – ни рекомендация Б. Пастернака. ни рекомендации А. Весёлого и Ю. Олеши не помогли тогда.

Но жизнь продолжалась. Кручёных вертелся в литературной жизни столицы, кое-как зарабатывал на жизнь и – писал.