Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер: пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Потом, уже на вечеринке, Горки долго стоял, выискивая в толпе ту, которую Билл ошибочно описал как «красивую блондинку». А Агнес, в свою очередь, оглядывала комнату в поисках весельчака-экстраверта, исходя из описания Элен. Горки в итоге выбрал подходящую блондинку и уже решил за ней приударить. Но Элен, вовремя заметив это, схватила художника за руку и сообщила, что та девушка — подружка хозяина вечеринки. «Да не та, а вот та !» — сказала она, указывая Горки на Агнес [692] Herrera, Arshile Gorky , 322. . Он сел рядом с ней, но заговорить не смел. И она молчала. Девушка и представить себе не могла, что печальное, безмолвное существо рядом с ней — это тот, кто поет и танцует, да еще и заставляет делать это других. Постепенно гости начали расходиться. Когда ушли даже Билл и Элен, эти двое все сидели. В конце концов Горки встал и нахлобучил на голову свою шляпу с загнутыми кверху полями. И уже у двери столкнулся с тоже уходившей Агнес. Только тогда он наконец повернулся к ней и со своим мурлыкающим акцентом произнес: «Мисс Маугуигер?»

«А вы, наверное, Горки», — ответила она.

«Не хотите ли выпить чашечку кофе?» — спросил он [693] Herrera, Arshile Gorky , 322. . С того момента, как рассказывала Элен, Горки и Агнес, которую он окрестил Мугуч, то есть «маленькая и могучая», стали неразлучными. Они поженились, и в апреле 1943 г. у них родилась первая дочка [694] Herrera, Arshile Gorky , 321–22; Matossian, Black Angel , 299, 343; Lieber, Reflections in the Studio, 122n49. .

После этого жизнь Горки фантастически изменилась. Теперь у него была женщина, которая решила, что ее «крест» — помогать ему выражать на холсте свою правду. Художник продал картину Музею современного искусства и участвовал в его выставке молодых американских художников. А в качестве заключительного триумфального аккорда в том же судьбоносном году Горки познакомился с коллекционером Джозефом Хиршхорном, который заплатил ему 300 долларов за 30 небольших полотен. В итоге Горки оказался в совершенно непривычном для него положении любимого человека и художника, которого признают не только приятели из «Уолдорфа». После всего этого он с триумфом уехал из Нью-Йорка в Виргинию, чтобы провести лето на семейной ферме Мугуч. Впервые после побега из Армении, когда он был еще мальчиком, Горки получил возможность воссоединиться с природой [695] Matossian, Black Angel , 303, 307, 342, 344. .

Элен искренне радовалась успехам Горки, но ее раздражало, что Билл все еще оставался в относительной безвестности. Он писал так же давно и с не меньшим усердием, чем Горки, и, по ее мнению, был не менее талантливым. Она считала: Билл заслуживает такого же внимания. Было задето ее самолюбие, но не в том смысле, в каком это видится человеку, не имеющему отношения к искусству. «Художнику необходимо, чтобы его признавали, пусть даже совсем чуть-чуть. Только так он может идти вперед, — объясняла Элен. — Тебе нужно, чтобы хотя бы пара людей время от времени видели плоды твоих трудов, а иначе ты зачахнешь» [696] Schloss, «The Loft Generation», Edith Schloss Burckhardt Papers, Columbia, 41. . И ее разочарование и раздражение еще больше усиливались, когда она наблюдала за успешной карьерой недавно появившегося в их окружении Джексона Поллока. В 1943 г., после появления его работы на Весеннем салоне Пегги Гуггенхайм, пошли слухи, что та не только предложила ему персональную выставку, но и согласилась платить ему ежемесячную стипендию в обмен на картины [697] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 450–451. . Год назад Поллок объявил о своем намерении жить за счет продажи полотен. И вот, несмотря на чрезвычайно низкую вероятность такого развития событий, ему, судя по всему, это действительно удалось.

Это произошло потому, что Ли с Путцелем сговорились привлечь Пегги на сторону Джексона. Им пришлось очень нелегко. Пегги картины Поллока поначалу совершенно не впечатлили. Однако все ее советники считали художника лучшим из молодых американцев, и она согласилась еще раз взглянуть на его работы. А Путцель с Ли тем временем готовили Джексона к ее визиту [698] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 448; Landau, Jackson Pollock , 103. . Они боялись, что из-за своей извращенной склонности к саморазрушению Поллок попытается саботировать встречу. И к сожалению, эти страхи оказались вполне оправданными.

Утром того дня, когда к нему должна была приехать Пегги, Джексон был назначен шафером на свадьбе его друга Питера Бузы. Но художник так сильно напился, что подавать кольцо жениху пришлось Ли. По дороге домой она затащила Поллока в кафе, чтобы попытаться протрезвить его с помощью кофе — мучительно долгий процесс. К тому времени, когда они прибыли на Восьмую улицу, разъяренная Пегги бушевала у двери их дома, а подавленный Путцель, покрытый испариной, за ней наблюдал. Потребовалась четверть часа, чтобы уговорить Пегги совершить еще одно восхождение в пять пролетов по крутой лестнице [699] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 449; Nemser, Art Talk , 88; Levin, Lee Krasner , 201. . Все еще кипя от возмущения, Пегги вошла в мастерскую. Увидев первыми многочисленные полотна Ли, подписанные «Л. К»., женщина воскликнула: «И кто еще такой этот Л. К.?.. Я шла сюда смотреть не картины Л. К.!» Ли, услышав это, пробормотала себе под нос: «Вот сука». Позднее она объяснила: «Пегги в тот момент, конечно же, отлично знала, кто такая Л. К». [700] Nemser, Art Talk , 88. . Но Пегги все же посмотрела работы Поллока. Потом, вернувшись в галерею и проконсультировавшись с Марселем Дюшаном, она согласилась платить Джексону по 150 долларов в месяц, а осенью пообещала организовать персональную выставку. А еще Гуггенхайм заказала ему фреску в своем недавно купленном дуплексе. Она впоследствии признавалась, что согласилась тогда помогать Поллоку только потому, что так ей посоветовали. «Но, как ни странно, — добавляла Пегги, — Джексону и правда суждено было стать величайшим художником со времен Пикассо» [701] Guggenheim, Out of This Century , 295, 314–315; Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 450–451; Jackson Pollock to Lee Krasner, New York to Huntington Station, Long Island, July 1943, Pollock Krasner Papers, Box 1, Folder 46, AAA-SI. Когда Джексон согласился на условия Пегги, Ли отсутствовала: она уезжала навещать родителей. Поллок написал ей: «Дорогая Ли, подписал контракт и посмотрел стену для фрески — захватывающе. Увидимся в субботу. С любовью, Джексон». .

Готовясь к персональной выставке Поллока, Ли работала не покладая рук. По просьбе Путцеля она собственноручно сложила 1200 рекламных листовок. Если Пегги хотела пообщаться с Джексоном, она делала это через Ли. Если у Путцеля появлялась наводка на перспективного коллекционера, он сообщал об этом ей же. И днем, и вечером Ли можно было увидеть у таксофона в «Уолдорфе». Она договаривалась о деталях предстоящей выставки, планировала посещения мастерской Поллока и координировала транспортировку его работ [702] Francis V. O’Connor, Jackson Pollock , 28; Naifeh and Smith , Jackson Pollock , 459–460; Guggenheim, Out of This Century , 315. . Компания друзей-художников, сидя за столиками в задней части кафе, наблюдала за ней со смешанными чувствами зависти, восхищения и напряженного ожидания. А Ли использовала все свои организационные навыки в интересах художника, о безрассудстве которого они все были наслышаны.