Андрей Ветер - Кино без правил

Погода в Ленинграде стояла сырая, не способствовавшая поднятию настроения. Людей в просмотровом зале набилось много, все для меня чужие, я знал только Игоря и Глеба Алейниковых. В основном показанные там фильмы были откровенной насмешкой над всем, что я ценил и уважал в кино. По сути, это было издевательство над моим миром. Чем ближе к показу моего «Сна», тем сильнее было во мне желание отказаться. Но ведь я приехал, неужели отступить перед этой сворой чужаков?

На большом экране я сразу увидел множество непростительных огрехов в моей операторской работе и монтаже. Но не ошибки, не мой непрофессионализм испортили мне настроение. Мерзостно на сердце было от реакции зрителей: от моего фильма они ждали той же насмешки над кино, какую видели в предыдущих фильмах, и первые десять минут они хихикали над всем, что происходило «Большом сне». Я был подавлен, потому что не мог понять, что значит этот смех, я ведь никого не смешил. Затем они мало-помалу затихли, вслушиваясь в слова. Фильм переломил их настрой, хотя сделать это было нелегко. А в конце все долго аплодировали, но я чувствовал себя погано, мне хотелось исчезнуть. Меня не порадовали ни хорошие слова собравшихся там кинокритиков, ни внимание журналистов. Несмотря на очевидный успех «Большого сна», настроение моё было подавленным, мне казалось, что я искупался в помоях.

После показа началось обсуждение. Кто-то из критиков начал рассуждать о том, что мой фильм наполнен духом Достоевского и что он выбивается из общего ряда показанных на фестивале работ. Слушать это было приятно и вместе с тем жутковато. Затем вышел Борис Юхананов (весь в чёрном, с чёрными же волосами – демоническая фигура) и заговорил сперва о моём фильме («Вот мы смотрели сейчас… как он называется… «Большой сон маленького человека»… и мы видели…»), затем плавно перевёл разговор на себя («Я чёрный лис…»), поставив точку на обсуждении моего фильма. Юхананов был центром, он допускал присутствие других режиссёров, но пресекал всякое внимание к ним. Меня это сильно задело, ведь я только что выбрался к публике из колодца одиночества, услышал похвалу, в которой остро нуждался, но меня тут же отбросил «чёрный лис». Всё во мне возмутилось, воспротивилось такому отношению, однако я молчал и слушал. Говорили многие, но тёплого и дружеского общения единомышленников не получилось. Из Ленинграда я увёз в тот раз только одно знакомство – Игоря Савостина.

Тот «параллельный» кинофестиваль сильно смазан в моей памяти. Какая-то сумятица. Много ожиданий. Бесконечные разговоры, но больше – пустые. Интервью с какими-то журналистами, задающими вопросы о том, «почему вы отказались от официального кинематографа». Я-то не отказывался, я просто делал то, чего требовала моя душа. И вот появился Игорь Савостин, шагнул ко мне из гудящей толпы и заговорил так, словно успокаивал меня. Он сказал, что хочет организовать в Калининграде фестиваль альтернативного кино. Мне казалось, что Игорь волновался, его голос слегка дрожал. Совсем не помню, как он выглядел в тот день. Кажется, он был с короткой стрижкой, лысеющий, в пиджаке поверх свитера. Я с готовностью принял его приглашение.

С Игорем мы регулярно созванивались.

Весной 1989 года состоялся фестиваль альтернативного кино в Калининграде. Съехались «звёзды» подпольного кинематографа: Борис Юхананов, Евгений Чорба, Роман Смирнов, Сергей Добротворский…

Савостин встретил меня на вокзале и сразу повёз в видеоцентр, который был сердцем и мозгом фестиваля. Площадок для показов было много: клубы, кафе, кинотеатры. Каким образом Игорь организовал всё это, я не понимаю. Правда, публика не везде ждала нас. Так, например, в кафе, никто вообще не знал, что предстоят показы каких-то арт-хаусных фильмов, туда шли провести время в своё удовольствие, а тут вдруг появлялся некто и начинал рассказывать что-то о своём творчестве, после чего демонстрировал это творчество на экране телевизора, и это творчество мало кому нравилось. Ориентироваться приходилось на месте: что имеет смысл показывать и что лучше припрятать. Помню, как зрители в кафе «притухли» на показе моих фильмов. Они перестали есть и пить, пытаясь ухватить нить фильма. Я поставил для начала «Дом», потому что он хоть чем-то напоминал сюжетное кино, там были убийства, бдительный инспектор и, конечно, секс. Потом я показал «Большой сон». На том и закончил, пожалел собравшихся… Но начался мой киномарафон в главном видеоцентре города.

Игорь привёз меня уда прямо с вокзала. Я бродил по коридору, слыша за спиной чьи-то негромкие голоса: «Это тот, который снял „Большой сон“. Говорят, у него есть какой-то странный фильм „Дом“…» У меня была тяжелейшая полоса в то время, чёрная депрессивная полоса. Сплошная трясина, а не полоса. На фестиваль я привёз «Сон», «Дом», «Вспоминая себя», но главным был фильм «Пересилие». Я в прямом смысле слова выблевал этот фильм, начав его со сцены умирания главного героя в грязной ванной. Эту роль я исполнил сам. Весь фильм – своего рода реконструкция реальных событий. Впрочем, реконструировать особенно нечего было. Я перемежал сцены из моих прошлых фильмов, не получившихся по какой-то причине, с новыми, специально снятыми сценами. И я говорил о себе, даже не говорил, а кричал. Мне казалось, что жизнь моя кончена. Перед сеансом я так и сказал, что это мой последний фильм, больше никаких фильмов не будет.

Зал слушал в глубоком молчании. То было первое настоящее внимание ко мне. Собравшиеся в киноцентре зрители – элита интеллигенции Калининграда, который уже тогда многие называли Кёниг. О такой публике, взыскательной и одновременно открытой для всего нового, можно только мечтать. Когда фильм начался, я вышел из зала. Не люблю смотреть самого себя. Медленно шагая туда-сюда по коридору, я подумал, что познал только что славу. Она ведь не обязательно должна быть мировой, с толпами ошалевших поклонников, букетами цветов и любовными письмами. Её качество не меняется от количества. Меняется человек, а не слава. Голова может закружиться в любой момент: на первой ступеньке лестницы или на последней. Я поставил ногу на первую ступеньку. Дальше можно было не подниматься.

Эту славу мне подарил Игорь Савостин. Он пригласил многих режиссёров, но полюбил именно меня. Его любовь была по-настоящему нежной и трогательной. Как-то раз я спросил его, что он думает о моих фильмах, и он привёз мне большую статью (рукописную), и она показалась мне поэтической поэмой, а не критической статьёй. Я не понял ровным счётом ничего. Я бы даже сказал, что там не было ничего ни обо мне, ни о моих фильмах, но там было нечто иное. Там был уголок Игоря Савостина, выделенный из необъятного мира Игоря Савостина, и этот уголок жил целиком красками моих фильмов. Эта статья была про внутренний мир Игоря, но нет сомнений, что она не появилась бы, не будь меня. Он посмотрел мои фильмы и увидел там то, что позволило ему сотворить что-то своё, устроить настоящий фейерверк из слов и чувств. Игорь творил себя.