Андрей Ветер - Кино без правил

Вспоминаются слова Джармуша: «Я до сих пор считаю себя каким-то ненастоящим, неправильным кинорежиссером. Наверное, потому, что я начал снимать кино вместе с друзьями и сценарии всегда писал, в общем-то, для них. Я и сейчас делаю то же самое…»

***

Фильм «Охотник» был сделан в 1988 году. От него сохранилось всего несколько обрывков. Речь там шла об охотнике за преступниками, но я не помню сюжета. Помню только, что охотник (Евгений Ванаев) по ошибке убивает девушку, которую играла Вера Братусь и за которую потом мстил друг погибшей девушки (Кирилл Немоляев).

Ради одного кадра в фильме «Охотник» я остригся наголо. В те годы бритая голова не только не была в моде, но пугала. В общественном транспорте рядом со мной никто никогда не стоял, держались на расстоянии. Бритая голова ассоциировалась с тюрьмой. Но мне очень нужен был кадр с бритоголовым человеком. Среди знакомых таковых не нашлось, и я пустил себя на «заклание». В балетном училище, где я работал в то время фотографом, на меня вытаращились, словно увидели чудовище.

Самое обидное в этой истории то, что нужный мне кадр получился невыразительным. Я изображал полусумасшедшее существо, которое то и дело выло по-животному и однажды своим воем отвлекло убийцу, чем спасло другому человеку жизнь. Но, как я уже говорил, я не всегда был аккуратен, иногда кропотливо выстраивал кадр и освещение, а иногда снимал «на бегу». Вот и лысого себя снял, не уделив внимания освещению. Бритая голова «не прозвучала». Получилось плоско. И вообще почти всё в фильме «Охотник» вышло плоско. Это был самый кровавый фильм (там и резали, и стреляли, и дрались). Лишь две-три сцены (по изображению) можно считать удачными, всё остальное – мусор. Основной акцент делался на текстовую часть, написанную в стиле древних мифологических эпосов: «И сказано было в книге, что птица, именуемая безумием, смахнёт с лица спящего сон кошмарный, и уйдёт сон, но оставит тёмный след после себя. Так и случилось. И содеянное стало преследовать человека, куда бы ни забросила его судьба. Потому что сотворённое нашими руками всегда с собой носим. Страх расплаты, гласит книга, самый тяжёлый из всех, самый длиннорукий, самый кровавый… И не смогла она развеселиться, пусть даже солнце своими лучами к голове её измученной прикоснулось. Не приходила радость, покой не приходил, потому как глубоко внутри дурное чувство сдавливало дрожащее сердце холодными стальными пальцами, и чей-то голос не переставал повторять, что пришли охотники»…

Была, как мне кажется, сложная сцена, когда охотник застрелил убегавшую девушку. Верочка рухнула на каменистую поверхность, словно её и впрямь сбила с ног пуля. Недавно я просматривал эти кадры и никак не мог вспомнить, сильно она расшиблась при падении или обошлось без крови? Она была в шортах, голыми коленями шмякнулась на строительный мусор, должна была пораниться. Но групповой портрет, сделанный после съёмок, на котором хорошо видны её ноги, подсказывает, что неприятных последствий не было.

Меня одолевало желание превратить нашу серую обыденность (я снимал строительные площадки, мусорные баки, унылые картины московских окраин) в некую декорацию для почти мистического повествования. Мистичность появлялась при звучании закадрового текста. Всё остальное было обычным, осязаемым, знакомым, повседневным, за исключением стрельбы из пистолета на улице. Впрочем, через пару лет в Москве заполыхала настоящая война, развязанная многочисленными бандами, убивали ежедневно, стреляли даже из автоматов, кровь лилась обильно. Мои выдуманные охотники, выполнявшие заказные убийства, стали неотъемлемой частью нашего времени: «И случилась беда: в мир пришли охотники, сжимая в сильных руках белые ножи. И воспета была сила зла»…

В те годы я вдохновлялся музыкой Genesis, вот почему фоном в «Охотнике» постоянно шла музыка с диска «The Lamb Lies Down On Broadway». Но повторюсь: фильм не получился, и музыка Genesis не спасла его.

***

Кирилл Немоляев, основатель и руководитель группы «Бони Нем», бессменный ведущий легендарной радиопередачи «Нержавейка», написал о тех далёких временах: «Работал у нас в хореографическом училище фотограф по имени Андрей. Интересный парень, как-то умел расположить к себе. Помню, у него было много всякой техники, можно было даже запись сделать на катушку, кажется. Скорее всего, первые потуги в моём музицировании были сделаны именно у него дома! Также Андрей увлекался кино и, помню, позвал принять участие в съёмках своего фильма. Смутно, конечно, всё это помню… В те годы многие мне говорили, что, мол, моё место не в балете, а в театре и в кино. И вот как раз тогда я понял, что играть какую-то чужую роль я совершенно не могу, не моё это. Хотя с Андреем было интересно попробовать себя в иной роли. И перед камерой тогда, наверно, впервые в жизни оказался».

«Первые потуги в музицировании» – это о том, как Кирилл приезжал ко мне со Светозаром, мы пытались в домашних условиях записать какую-то их музыку. Они оба учились в Московском Академическом Хореографическом Училище, оба танцевали, но мечтали играть на гитарах, сочинять свою музыку. В зимнем лагере, куда вывозили студентов балетного училища, Светозар организовал ансамбль, однажды они дали концерт. Наверное, тогда и закралась ко мне мысль пригласить его как музыканта. Я снимал «Вспоминая себя» и хотел, чтобы в фильме звучала губная гармошка, как это было у Серджио Леоне в «Once Upon A Time In The West». У Светозара не получилось. Я много раз прослушивал ту запись, но его губная гармошка была просто губной гармошкой, никакого настроения и уж тем более никакого вестерна. Зато на этих встречах я познакомился поближе с Кириллом Немоляевым и через год пригласил его сниматься. Он принял участие в «Охотнике» и «Доме» – две картины криминального толка, в «Дом» он завлёк также своего приятеля, исполнившего роль главного негодяя, лихо орудовавшего ножом.

Кирилл недавно написал мне, что он чувствовал себя крайне неуютно перед кинокамерой, совсем не в своей тарелке. Но надо отдать ему должное, он не капризничал, не отказывался, даже когда я из принципа (а мне надо!) заставил его лечь в постель с девушкой. Эротика – штука сложная. Даже самая «скромная» сексуальная сцена требует от исполнителей умения переступить через себя. У некоторых не получается. В советское время даже профессиональные актёры не сумели бы изобразить то, что делали мои артисты. Для многих эротика – непреодолимый барьер (как в личном плане, так и в плане общественной морали). В той эротической сцене, о которой я упоминаю, я свёл девушку и юношу, ранее не встречавшихся и не имевших опыта киносъёмки вообще, а я начал работу с ними со сцены секса (пусть секс не настоящий, пусть только имитация, но лежать голыми, изображая страсть, – задача труднейшая). Поскольку я был на десять лет старше, они подчинились мне, однако «страсть» не получилась, мне не удалось заретушировать их скованность, не помогла ни небрежно накинутая простыня, ни громадное потрескавшееся зеркало, на отражение в котором я сделал главный акцент в той сцене. Наверное, я был готов к той съёмке ещё меньше, чем они, поэтому ни черта не получилось.