Виктор Мозалевский - Тропинки, пути, встречи [Мемуары Виктора Мозалевского]

Плеяда пролетарских поэтов объединялась в содружестве «Кузница» — поэты Герасимов, Кириллов, Орешин [226] Михаил Прокофьевич Герасимов (1889–1937), Владимир Тимофеевич Кириллов (1890–1937), Петр Васильевич Орешин (1887–1938). .

В 1921 г. кто — то из писателей ввел меня и в Всероссийский Союз писателей, помещавшийся на Тверском бульваре д.27, ныне «Дом Герцена». Не то по субботам, не то в какой — то другой день недели там устраивались вечера — писатели читали рассказы, поэты (что реже бывало) — стихи [227] Литературные вечера Всероссийского профессионального союза писателей в 1921 году проходили по понедельникам (кроме нескольких первых). . Бывал я там в годы 1921-26, что — то познавал, чему — то подучивался.

Запомнилось: Л. П. Гроссман читал о Пушкине «в театральных крес- лах» [228] «Пушкин в театральных креслах» — название книги (М., 1926) Леонида Петровича Гроссмана (1888–1965). Выступление Гроссмана на эту тему во Всероссийском союзе писателей нам неизвестно. , читали Шмелев, Сергей Клычков, Герасимов, Кириллов — рассказы, стихи [229] И. Шмелев читал повесть «Неупиваемая чаша» на исполнительном собрании Всероссийского союза писателей 10 июля 1922 г. (см.: Литературная жизнь России 1920‑х годов: События. Отзывы современников. Библиография. Т. 1. Ч. 2 / Отв. ред. А. Ю. Галушкин. М., 2005. С. 460) и рассказ «Это было» на подобном заседании 4 сентября 1922 г. (Там же. С. 519); осенью того же года он уехал за границу. Выступления остальных перечисленных авторов были достаточно регулярны. . Каким — то страшным рассказом попугал Павел Муратов (автор «Образов Италии», романа «Эгерия») [230] Муратов многократно (до своего отъезда в Европу) выступал с чтением новелл, но в хронике запечатлено лишь одно название — «Вергилий в корзине» (рассказ читался 26 декабря 1921 г.); вряд ли речь идет о нем. . Нередко слыхал я там рассказы (вернее, отрывки из романов) из уст автора Бориса Пильняка. Многие писатели и просто слушатели смотрели с восхищением на рослого веселого юношу Пильняка, «подававшего» им по — театральному умело свои произведения. Он выкристаллизовывался, по мнению многих тогдашних арбитров, в большого писателя, «писателя эпохи».

Дебютировал (в 1921 или 1922) с поэмой о Моцарте и Сальери поэт Георгий Шенгели [231] Драматическая поэма «Сальери» была прочитана автором на исполнительном собрании Всероссийского союза писателей 16 октября 1922 г. При жизни автора не публиковалась; текст: Шенгели Г. Стихотворения и поэмы. Т. 2 / Сост., подгот. текста и коммент. В. А. Резвого; биогр. очерк В. Э. Молодякова. М., 2017. С. 311–329. . Он как бы внес в пушкинский шедевр (т. е. пытался внести) новую главу — любовь Изоры к Сальери. Критик и искусствовед А. Эфрос — в прениях — не одобрил Шенгели и сказал (примерно, разумеется) так: «Шенгели затеял единоборство с Пушкиным, и, конечно, не могло произойти ничего другого: в этой борьбе Шенгели пал побежденный» [232] Отзыв Абрама Марковича Эфроса (1888–1954) нам неизвестен. В газетной хронике сообщалось: «На очередном исполнительном собрании (понедельник, 16 октября) читали поэт Шенгели и поэтесса [В.] Клюева. Драматическая поэма Шенгели носит название “Сальери”. Можно было ждать от автора, что он даст что- нибудь оригинальное, свое, раз он берет тему, которую когдато — то [так!] разработал Пушкин в своей маленькой трагедии. В действительности получился риторический бесцветный перепев. При этом “Сальери” Шенгели раза в два больше “Моцарта и Сальери” Пушкина. После чтения были прения» (Б. п. Союз писателей // Правда. 1922. № 238, 21 окт. С. 8). .

Читал свои рассказы талантливый писатель Пантелеймон Романов, и его вознаграждали аплодисменты и здоровый (не злопыхательский, отнюдь!) смех.

Читал он и отрывки из своего большого романа «Русь» (ныне забытого без всяких оснований, роман написан кристально русским языком, которым писали и Лесков и А. Н. Толстой, да и многие русские писатели, у которых иным современникам можно бы поучиться).

Деятельное участие в жизни Союза принимали тогда Львов — Рога- чевский, Свирский, Новиков И. А., Лидин В. Г, Соболь Андрей, Вересаев В. В. [233] Перечислены критик Василий Львович Львов — Рогачевский (наст. фам. Рогачевский; 1874–1930); писатели Алексей Иванович Свирский (наст. имя Шимон- Довид Вигдорович; 1865–1942), Владимир Германович Лидин (наст. фам. Гомберг; 1894–1979), Андрей Соболь (наст. имя Юлий Михайлович, вар. Израиль Моисеевич; 1887–1926), Викентий Викентьевич Вересаев (наст. фам. Смидович; 1867–1945). Об И. А. Новикове см. примеч. 69.

В период нэп’а при Союзе (в доме Герцена) открыли ресторан. Конечно, поесть и слегка подвыпить — это не унижает писателя, но, к сожалению, «угар нэп’а» заволакивал в те 2–3 года и этот ресторан — подвал, и не хочется вспоминать тут детали…

Я не был знаком с добрейшим Георгием Ивановичем Чулковым в период его увлечения «мистическим анархизмом», его споров с Андреем Белым, в период разных распрей в лагере символистов, акмеистов. Сказать должен между строк, о символистах, что, по моему глубокому убеждению, в русской литературе (поэзии) не угаснут огни (ну, пусть «огоньки»), зажженные Валерием Брюсовым, Андреем Белым, Ал. Блоком, Бальмонтом, Гумилевым. Но тысячи огоньков других (Гиппиус, Мережковских — поэтов, Адамовича, Г. Ивановых и… всех не перечислишь) давно погасли, не оставив следа.

Возвращаясь к Г. И. Чулкову, познакомился я с ним в 1921 году — седоволосым, внешне «маститым», словно просящимся на полотно Репина или Серова, но в жизни (скромной) очень скромным. В те годы был он по преимуществу литературовед, много работал в области пушкинианы и тютчевианы.

Мы жили в домах, неподалеку находившихся друг от друга, часто встречались на улице, и Г. И. неизменно говорил: «Живу, как апостол Павел — готовлюсь к смерти каждый день».

Г. И. был интересным многознающим собеседником и охотно говорил со мной о Пушкине, Тютчеве, Фете. Но вспоминать и говорить о себе 1908–1914 гг. (мистический анархизм его) не любил, как будто речь шла о другом Чулкове.

Большое участие принимал Г. И. в издательстве «Костры», как будто входил в редакцию. Когда «Костры» потухли, он опечален был немало.

Помню я (озорничая, дело было в молодости) сказал моему большому другу писателю Ауслендеру С., что, мол, Чулков хотя и «держит себя под апостола Павла» и похож на Шулетта из «Красной Лилии» Ан. Франса, а всё же он на самом — то деле по амурным делам… словом, не буду уж повторять те слова.

И что же? Ауслендер, за что я его выругал крепко, передал мои озорные слова Чулкову… и оба они долго хохотали.

В 1922 году я познакомился не то в издательстве «Костры», не то в Союзе писателей с человеком прекрасной широкой души, с интересным вдумчивым честным писателем Андреем Соболем. Детально я уже позабыл бег его жизни, но был путь примечателен и закончился внезапно трагически (в тридцатых годах, в 1931 или 1930 г. он отравился в состоянии депрессии [234] Андрей Соболь застрелился в 2 часа ночи 7 июня 1926 г. (см.: ХазанВ. Жизнь и творчество Андрея Соболя, или Повесть о том, как всё вышло наоборот. СПб., 2015. С. 614–616). ).