Роджер Долтри - Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт

Пит, с другой стороны, мог сообщать о своих музыкальных проблемах только через прессу. Он никогда не обращался к нам, когда был в беде. Он никогда не делился своими проблемами. Может быть, у нас получилось бы ему помочь? Студия это такое место, где решаются проблемы, но мы еще никогда не выходили с ним на такой уровень доверия. Он дал интервью журналистам для того, чтобы сообщить нам, какие мы плохие. Я был на тех же концертах, которые он поливал грязью. Я помню, как Джон и Кит на шоу в Rainbow Theatre отчаянно старались не отставать от Пита. Он напивался все сильнее и сильнее, становясь все яростнее, до того момента, пока его музыка не перестала иметь хоть какой-то смысл. А затем, спустя неделю, он ширнулся героином или чем-то в этом роде. Без предупреждения он отправился в какое-то дикое музыкальное путешествие, беспорядочно перескакивая с одной тональности на другую. Это был кошмар. А потом спустя несколько месяцев мы узнаем, что, оказывается, это мы виноваты, что это Джон с Китом были дерьмом, а не Пит.

Как он мог перевернуть все с ног на голову и сообщить им через «New Musical Express», что они были дерьмом? Они не были дерьмом, они были великолепны. Они проявляли чудеса изобретательности. Мы втроем рвали наши задницы на сцене. Той ночью обделались не The Who, а Пит. Ладно, он никогда не был дерьмом, но напился в дерьмо. Или витал в облаках. Возьми на себя ответственность в конце концов! Он мог признать, что был пьян, что испытывал давление, но вместо этого он обвинил нас, и я заступился за группу. Разумеется, музыкальная пресса обожала конфликты. Что еще так хорошо продает газеты, как не грызня между рок-звездами? Но тогда я искренне разозлился.

Что касается менеджмента, наши отношения с Китом Ламбертом и Крисом Стэмпом ухудшились до такой степени, что мы подали друг на друга в суд. Мы проделали полный круг от первой нашей встречи в «Железнодорожной таверне» в 1964 году, наполненной оптимизмом и надеждами, до состояния, когда мы стали врагами по разные стороны баррикад в окружении юристов, жадно облизывающих губы. Почва уходила у нас из-под ног, и если бы тем летом группа окончательно разрушилась, взорвавшись от собственного успеха, никто бы не удивился. Такое происходило и с менее взрывоопасными коллективами, чем наш.

Но затем, к октябрю, мы снова отправились в турне. Пит провел лето со своей семьей в Америке, изливая душу Муршиде Айви Дуче, доверенному лицу индийского духовного учителя Мехера Бабы. Наставление, которое он получил от Айви Дуче, заключалось в том, чтобы «продолжать играть на гитаре в The Who до дальнейших указаний». Честно говоря, я обеими руками был за. За всю полувековую историю группы был только один период, когда я отрицательно относился к тому, чтобы выступать с The Who, но до него оставалось еще четыре года.

Пит продолжал твердить, что мы были ностальгической группой. Он сказал, что ненавидит гастроли. Я уже упоминал, что для него все было по-другому. Я не мог сидеть на заднице ровно и жить за счет гонораров, потому что должен был заботиться о своей молодой семье и двух детях. Но это была не единственная причина, из-за которой я хотел продолжать гастролировать. Ты просто обязан заниматься этим. Если вы не гастролируете, вы мертвы, вас не существует. Все те люди, которые предсказывали нашу скорую кончину, оказались бы правы, если бы мы остановились. Я видел только несколько групп, которые исчезали лет на десять и по возвращении были все так же хороши. Они продолжали прямо с того места, где остановились. Но чаще всего такие группы уже не возвращаются. А если они попытаются это сделать, то поймут, что их огонь погас. К счастью, а может, в результате божественного вмешательства, Пит перешагнул через свои многочисленные возражения против нашего существования, и поэтому мы снова отправились в путь с нашим новым блестящим мрачным альбомом.

В некотором смысле The Who by Numbers – мой любимый альбом. Это был наш седьмой студийный альбом, и я помню, что мы понятия не имели, что творим. Пит просто вывалил передо мной кучу песен, и я выбрал те, которые мне понравились. Он был удивлен моим выбором. Для меня такие песни, как «Imagine a Man», «How Many Friends» и «However Much I Booze», раскрывают наши уязвимости, и в этом заключается красота этого альбома. Речь идет об уязвимости в более широком смысле этого слова. Увидев текст песен, я подумал, что это обязательно нужно спеть. Если эти песни смогут привлечь внимание людей нашего возраста на тот период нашей жизни, то наша музыка сможет достучаться до них. А это все, что меня заботило.

Мы начали с одиннадцати шоу в Британии, и после скрипучего старта все встало на свои места. Создавалось впечатление, что все хотят прийти на наши концерты. После Нидерландов, Германии и Австрии мы в конце ноября приехали в Штаты, чтобы дать концерты на юге страны. Площадки становились настолько большими, что нам нужно было больше звука и света. Джон Вольф, наш заведующий производством, чувствовал себя как ребенок в особенно диковинной кондитерской. Он экспериментировал с лазерами, голограммами и всякими новаторскими вещами. К концу 1975 года наша дорожная команда транспортировала беспрецедентное количество единиц оборудования с концерта на концерт. У нас было три аргоновых лазера: один в задней части сцены и два по бокам. Они были настолько мощными, что их нужно было подключать к ближайшему пожарному гидранту для охлаждения. Но это того стоило. Люди никогда не видели ничего подобного. Это поражало их воображение. Освещение было гениальным.

Тогда мы этого еще не знали, но эти концерты ознаменовали самый расцвет наших сил. Когда мы снова пустились в турне ранней весной, Кит попал в беду. Через пару лет после того, как Ким покинула его, он переехал в Калифорнию и был вне досягаемости. Мы никогда не были особо близки – мы были друзьями, но никогда не общались друг с другом, это просто не входило в нашу сделку. Ситуация начала меняться во время съемок «Томми», когда мы стали намного ближе.

Однажды я зашел к нему домой и онемел от удивления. Сразу вспомнилась стена спальни подростка Кита в Уэмбли. Все стало реальностью, но это не было похоже на детскую мечту. Он купил пляжный домик по соседству со Стивом Маккуином в Колони, самом дорогом районе Малибу. Аннет, его новая шведская подруга, выглядела точно так же, как Ким, вылитая копия калифорнийской серферши с плаката. Я ехал туда с хорошим предчувствием, но, когда я вошел в гостиную с огромным панорамным окном, из которого открывался вид на тихоокеанские закаты, стало очевидно, что все было не очень-то и хорошо. Комната была пуста, за исключением двух диванов и гигантского персидского ковра. На ковре была навалена куча собачьего дерьма. Ее никто не замечал, или же всем было все равно.