Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

– Сколько лет вы тут околачиваетесь, Людмила Борисовна? (У него было неважно с памятью на имена.)

– Людмила Яковлевна, – поправила я. – В апреле будет два.

– А каковы результаты? Имеете в виду защитить диссертацию?

– Хотелось бы, но я не собрала достаточно материала.

– И не соберете. А что вас, собственно, привлекает?

– Н-н-не знаю… минералогия глин и…

– Бред всё это, – решительно перебил меня шеф. – Если скучаете за настоящей наукой, нам по дороге. Я начинаю новую тему – сверхтонкие структуры. Сейчас очень модно во всем мире. Я достал деньги на электронный микроскоп. И я хочу привлечь вас. И еще двоих-троих. Молодых, головастых. Найдите людей, а ставки я выбью.

Я нашла людей для научной группы и тщетно пыталась познакомить их с шефом. Только через неделю мне удалось настигнуть Леонова. Он стремглав летел по университетскому двору и, остановленный мной, несколько секунд ошалело соображал, кто я и какое имею к нему отношение. Представленные мною сотрудники не вызвали в нем ни малейшего интереса. Это была моя приятельница – Вера Городецкая, болтавшаяся больше года без работы после рождения сына, и лаборант Алеша Бондарчук, добродушный малый с русыми лохмами и неисчерпаемым запасом армейских шуток. Я деликатно напомнила шефу об идее создания научной группы. Леонов сориентировался мгновенно.

– Товарищи меня простят, надеюсь, – сладчайше улыбнулся он, пожимая им руки, – сейчас ни секунды. Назначаю наше первое заседание на завтра на девять утра. Обсудим, так сказать, проблему в целом. И договоримся сразу, Ирина Яковлевна, – не опаздывать. Ничто так не требует точности, как наука.

– А техника? – полюбопытствовал Алеша.

– И техника, – кивнул шеф и растаял в недрах деканата.

Наутро, ровно в девять часов, мы явились на кафедру и расселись вокруг стола в ожидании шефа. В полдень Леонов позвонил из дома и сообщил, что, кажется, немного задерживается. Около четырех он, как самум, ворвался в кабинет и, буркнув «здрасьте», не раздеваясь, начал рыться в своем столе.

– Где эта бумажка, черт побери? – Леонов раздраженно вытряхнул на пол содержимое ящиков. Мы бросились на колени подбирать листочки. – Розовая, розовая такая, – приговаривал он, ползая вместе с нами на четвереньках. Наконец заветный листок был найден. Алексей Николаевич, тяжело дыша, поднялся на ноги и разразился таинственной речью:

– Вы представляете, Мария Яковлевна, – анонс мне прислали позавчера, а срок подачи докладов, оказывается, был месяц назад. Так мне пришлось всё утро строчить свой доклад, кончил полчаса назад. Счастье, что у меня там связи. – Леонов поднял палец, и мы с почтением уставились в потолок. – Ну, я помчался в иностранный отдел, – спохватился он и ринулся из кабинета.

Рабочий день подходил к концу. Новые сотрудники толпились вокруг, с тоской поглядывая на дверь. Кафедра опустела.

Около шести часов шеф вернулся, весело напевая. Очевидно, существование новой научной группы опять вылетело у него из головы, потому что он с недоумением воззрился на нас.

Я деликатно напомнила, что мы в девять утра собрались на первое заседание. Реакция его была молниеносной.

– Вот и прекрасно, работа прежде всего, – воскликнул Леонов, плюхаясь за стол в пальто и шапке. Снежинки, тая, струйками текли по его лицу. – У всех есть бумага? Записывайте.

Мы схватились за авторучки.

– Дорогие товарищи, – с привычным пафосом начал шеф. – Усвойте главное: материалы, записки, отчеты не оставлять на столе после работы. Из кабинета всем вместе не отлучаться никогда. Обедать по очереди. Стол должен запираться, ключи уносить с собой. На вопрос, чем занимаетесь, ничего не отвечать.

– Это от кого ж такие тайны? – спросил лаборант Алеша.

– Здесь воруют все, – твердо ответил шеф, – а в особенности Бузенко.

– Профессор Бузенко? Михаил Степанович? – изумился Алеша.

– Профессор, профессор, – раздраженно передразнил его Леонов. – Таких профессоров сейчас – как собак нерезаных… Он двух слов связать не может.

Внезапно дверь приоткрылась и на пороге возник профессор Бузенко.

– Михаил Степанович! Легок на помине, – просиял Леонов. – Мы только что о вас говорили. – Шеф выскочил из-за стола, протягивая руки. – Заходите, дорогой, присаживайтесь. Мы обсуждаем одну научную проблемку. И я говорю товарищам, – нам без консультации Михал Степаныча решительно не обойтись.

– У меня конфиденциальное и срочное дело, – буркнул Бузенко.

Лицо шефа изобразило глубокое сожаление по поводу необсужденной научной проблемки.

– Что ж, товарищи, – вздохнул он. – Погуляйте, попейте чайку, а то заработались, поесть некогда. Как бы в профсоюз не нажаловались, – игриво потрепал он меня по плечу.

Возвращаясь через час из буфета, мы встретили наших профессоров. Ожесточенно размахивая руками, они рысью бежали по университетскому двору, оба без пальто, но в одинаковых каракулевых шапках с козырьком, Бузенко – в черной, Леонов – в серой. И по этому цветовому различию было ясно, кто из них настоящий начальник. Они трусили в сторону ректората, бодая друг друга шапками, и, что-то беспрерывно бубня, скрылись в морозной пыли. Глядя им вслед, мы поняли, что творческий поиск откладывается.

На кафедре нас встретили возбужденные лаборанты.

– Наш с вашим вдребезги переругались и помчались жаловаться друг на друга в ректорат. Ваш скрыл приглашение на конгресс. А Бузенко говорит, обязан был повесить на стенку. А Леонов говорит, что пригласили персонально его. А Бузенко пристал как банный лист: покажите мне анонс. А Леонов прячет, не показывает. Чуть не подрались.

– А конгресс-то какой?

– Какой-какой! Всемирный! По эрозии почв. В Монреале!

…Летом жизнь на факультете замирает. Студенты разъезжаются на практику, утомленная долгой зимой профессура скрывается на своих дачах. Тополиный пух кружится в воздухе, белым ковром устилает университетский двор. По нему бродят абитуриенты, с почтением глядя на будущую альма-матер.

– Снег! Впервые вижу снег! – радостно кричит негр из Конго, ловя розовыми ладонями гигантские пушинки.

Пустеет и наша кафедра. Сотрудники привозят на работу купальники и, потоптавшись часок в коридоре, смываются загорать на пляж Петропавловской крепости. Остается один заложник – отвечать на телефонные звонки. Сегодня мой черед.

Главная научная новость – прибытие на кафедру японского электронного микроскопа, чуда нашего века. Его установили два месяца назад в специальной комнате – «Электронке» – и подключили к сети. Но научиться работать на нем никто не удосужился. Леонов завяз в эпицентре интриг и просто о нем забыл.

И вот в пустой летний день я захожу в «Электронку». В ней – темно и душно. Тонкий солнечный луч, проникнув в щель между тяжелыми портьерами, споткнулся о стул и образовал зигзаг. Новый линолеум издает тяжелый запах формалина.