Татьяна Раутиан - Рассказы бабушки Тани

С тех пор Сережа точно знал, что, если хочешь сделать что-то такое точное и трудное, надо сначала посмотреть, где там находятся чужие руки, потом подумать и только потом делать.

Наши соседи и друзья Мишка и Федька Гуро были примерно нашего возраста, Мишка был в четвертом классе. Федька во втором. А я в третьем. Тут вдруг случилось что-то странное. Не могла никак этого объяснить. Почему-то от звука Мишкиного голоса что-то внутри екало.

Теперь я спрашиваю сама себя: это значит, я в него влюбилась? Был Мишка красивый? Не знаю, просто обыкновенный. Умный? Вовсе нет. Даже больше того, он остался в четвертом классе на второй год. Ну ничего не было в нем такого особенного. Федька был совсем такой же, только младше. У Мишки был двоюродный брат Чернобай — старше года на два. Вот он был другой: высокий, красивый, черноволосый, черноглазый, кудрявый, цыганистый, но… почему-то не его голос, а Мишкин был какой-то особенный.

Я, конечно, никак не показывала, что влюбилась в Мишку. И даже усиленно скрывала. Только когда Мишка остался в четвертом классе на третий год (я-то уже перешла в пятый!), это прошло. Не потому, что я в нем разочаровалась, — нет, ведь я и не очаровывалась. Просто прошло само, как проходит грипп.

Папа не хотел, чтобы мы дружили с Мишкой и Федькой. Ему ужасно не нравилось, что это МишКа и ФедьКа, а не Миша и Федя. Папа думал, что они хулиганы и плохие мальчишки. И что у них Юра и Сережа ничему хорошему не научатся. Но мы с ними дружили. А с кем нам было еще дружить? Они же были с нашего двора!

Папа очень хотел, чтобы я подружилась с Андрюшей Птицыным. Я раза два ходила к ним с папой. Это была очень культурная семья, у них были интересные книги. Андрюша был очень хороший мальчик, умный, вежливый, воспитанный, спокойный, отличник. Но почему-то не хотелось с ним дружить.

Весной снег тает. И если река течет на равнине, то она течет медленно, а воды в ней прибавляется и прибавляется. И тогда речка не успевает так много воды уносить в море. Она выходит из берегов и заливает всю долину. Даже некоторые дома заливает. Помнишь, как дед Мазай спасал зайцев? И вот однажды такое половодье случилось в Изюме. Северский Донец вышел из берегов. Всю долину, шириной в целый километр, залило водой. Вся земля, где летом были огороды, стала морем. И Мишка сказал:

— Айда на човне кататься!

А мы и не знаем, что это за човен. И откуда его взять.

— А я знаю, где есть!

Мы пошли с ними. И правда, вот и човен, привязан к дереву. Отвязали. А весел нет. Мишка подрезал и отломил две длинные палки.

— Ты что, палками ведь нельзя грести!

— Да не грести, а от дна толкаться!

Как здорово! Мы забрались в човен — это небольшая лодка, выдолбленная из дерева. Девочкам, мне, Алене и Ксане, велели сидеть на дне тихо. Ведь човен жутко неустойчивый, того и гляди перевернется. А вода-то холоднющая — она только что получилась из снега!

Оттолкнулись и поплыли. В тихой воде отражалось сероватое небо. Деревья, голые, черные, стоят по колено в воде, в легком тумане. Как острова. Все тихо-тихо кругом, только где-то в кустиках чирикает невидимая птица. Дом и весь город Изюм остались позади, на высоком берегу. А впереди была только вода, вода. Бескрайняя, как океан. И легкий туман. И мы, мореплаватели, робинзоны или колумбы, плывем в неведомую даль. Наш човен натыкался на какие-то подводные рифы, пеньки, на затопленные невидимые заборы. Мишка и Федька спокойно работают своими палками. Девочки сидят тихо. А то перевернемся!

Так хотелось увидеть зайцев! Но зайцы оказались умные и сами вовремя удрали. Но вдруг… Вдруг палки не достали дна! Глубокое место! А лодка плывет и плывет вперед сама по себе, по течению. Без палок ее не остановить, не повернуть домой. Так можно приплыть из Донца в Дон, а Дон унесет в Черное море, а там уже не видно будет берегов, и мы не узнаем, где же наш дом. Течение все уносит и уносит. Куда же мы приплывем? В какую неизвестную даль? Может быть, в Древнюю Грецию? К Одиссею? И скажем ему примерно так:

Мы ведь умеем по-древнегречески говорить. Научились, когда читали «Одиссею».

Но до моря мы не доплыли. Потому что Мишка и Федька не растерялись. Они ухватились руками за куст, который торчал из воды. И корабль остановился… Еще подтянулись. Медленно, от куста к кусту, подтягивались назад. Туда, где палки достают до дна. Туда, где был путь домой.

Вот молодцы! Без них мы никогда не пустились бы в такое плавание, в эту туманную даль, никогда-никогда не увидели бы этой красоты.

Однажды мы решили сделать во дворе маленькую настоящую плиту, чтобы на ней можно было сварить обед. Сказано — сделано. Отправились на поиски кирпичей, замочили глину, раздобыли где-то железки для колосников. Нарисовали, как наша плита должна выглядеть, и — за работу! И даже сверху положили настоящую чугунную плиту. Обмазали для красоты глиной и оставили сохнуть.

А сами пошли на Донец. До Донца минут пятнадцать ходьбы. Пошли по тропинке, она вилась между огородами. Каждый участок был огорожен, но не заборами, а высокими-превысокими подсолнухами. А по ним вверх лезли стебли фасоли. В середине каждого участка росла морковка, капуста, свекла, лук, чеснок и всякий прочий овощ.

Добежали до Донца, искупались и легли на песочек сохнуть. А потом домой побежали. На полдороге Мишка говорит:

— Стойте тут, мы сейчас.

И исчезли куда-то. Нам уже надоело ждать, как вдруг они появились, очень довольные. В руках у них был большущий кочан капусты, десятка два морковинок с зелеными хвостиками и две свеклы.

— Ой, откуда это у вас?

— А, это мы тут в огородах надрали.

— Как надрали?! Ну вам попадет!

— Вы что, забыли? Мы же плиту сделали! Будем борщ варить.

— Ну можно было дома попросить…

— Вот вы и попросите, а нам мамка не даст.

Ну что тут было делать? Не втыкать же морковки обратно в землю. Все равно не прирастут.

Когда мы пришли домой, плита уже подсохла. Мальчишки насобирали разных палочек, дощечек и даже нашли угля. А мы с Аленой принесли из дому кусок мяса, три картошины, кастрюли и стали готовить обед. А пока мы возились у плиты, мальчишки перелезли через высокий тын в сад нашего соседа и надрали там райских яблочек. Это такие маленькие, красивые и румяные яблочки, очень жесткие и терпкие. Их просто так не едят, они специально для варенья. Пришлось бежать домой за сахаром и сварить варенье.

Вечером за ужином мы, как всегда, стали рассказывать маме и папе, как мы сегодня играли, какую хорошую, совсем как настоящую, построили плиту. Какой сами — сами! — приготовили обед: