Татьяна Раутиан - Рассказы бабушки Тани

После школы Юра заскакивал домой, чтобы бросить портфель, быстренько поесть что-нибудь, и исчезал.

— Слушай, где ты пропадаешь все время?

— Нигде я не пропадаю, вот он — я.

— Говори, куда ты исчезаешь каждый день!

— Я город изучаю.

— ???

— Очень просто. Сажусь на какой-нибудь трамвай и еду до кольца. Потом в обратную сторону, до другого кольца. Потом опять обратно, домой.

— А вдруг заблудишься?

— Это вы заблудитесь, сидите дома и ничего не знаете. А я уже 17 маршрутов трамвайных знаю. Кончу трамваи — возьмусь за автобусы. И вообще — что я, маленький, что ли? Пятый класс все-таки.

Тут папа подбросил Юре задачу про трамваи:

— Нет, подожди про автобусы. Есть еще интересное про трамваи. Ну вы же знаете, что у каждого трамвайного маршрута есть цветные сигнальные огни. Например, у «пятерки» — два красных, у 12-го номера — синий и белый, а у 20-го, который от Михайловского замка до Озерков, — белый и синий. Цветов всего пять (белый, синий, зеленый, желтый и красный). Вот вам задача. Сообразите, сколько можно получить разных сигналов. То есть сколько трамвайных номеров можно различать по цветовым сигналам.

Ничего себе задачка! Мы стали перебирать. Для каждой пары цветов есть два сигнала, например, белый и синий — и синий и белый. Значит, два сигнала. А если это, например, красный и красный — то это только один сигнал! Значит, не для каждой пары два. Ой, это все это надо перебирать, да еще все помнить! В голове перепутывается.

Тогда папа сказал:

— Надо это нарисовать!

— А как?

— На бумажке в клеточку. Например, пусть только три цвета, белый, синий и красный. Нарисуем три столбца, это пусть будут правые фонари, и три ряда — это будут левые фонари. Нарисовали? Цвета надписали? Теперь будем зачеркивать квадратик для каждой пары цветов. Начнем с одинаковых: белый и белый. Красный и красный, синий и синий. Потом перебираем разные пары. Ну и что получилось? Вся табличка заполнилась! Три ряда и три столбца. Это сколько?

— Девять!

— А теперь если пять цветов? Какая получится табличка?

— Сейчас, погоди, нарисуем… Двадцать пять!

— Молодцы! Правильно. А если шесть цветов? Например, добавим лиловый?

— А если семь, например, еще оранжевый?

— А если еще голубой добавить, так что — будет восемь цветов?

— А если еще малиновый?

— А если коричневый…

Конечно, мы уже поняли, как надо считать. Не надо ничего перебирать и запоминать. Из таблицы сразу понятно. Можно сосчитать хоть двадцать цветов. Если это просто задачка по арифметике. Но трамваи — это ведь не для арифметики. Они — на самом деле!

А на самом деле сколько цветов? Сколько на самом деле бывает сортов цветного стекла? Например, может быть, коричневых стекол не бывает?

Тут наша игра изменилась. Мы раньше придумывали побольше цветов, чтобы считать. А теперь стали придумывать, почему их не может быть много. Например, есть розовый, оранжевый, малиновый, они все красноватые. Если каждый из них в паре с красным, то сразу видно, что этот — красный, а тот — розовый. Или там малиновый и красный. А если это, например, синий и розовый. Тогда что? Розовый цвет какой-то неясно какой. Может быть, это красный? Или малиновый?

Непонятно. Особенно издалека. Или, например, голубой. Если он рядом с красным, то непонятно, синий это или голубой. Выходит, что нельзя использовать похожие цвета! Значит, можно только пять главных цветов, их ни с чем не спутаешь.

Тут папа нам опять подбросил трудностей:

— Трамваи ведь не для арифметики, а для города. А город большой. Сколько в Питере на самом деле трамвайных маршрутов, а? Юра, ты уже знаешь?

— Конечно знаю. Сорок два!

— А для пяти цветов сколько получается сигналов, а?

— Двадцать пять… сигналов.

— А нужно сорок два. Как быть?

— Пусть у них только один фонарик, а не два!

— Пусть совсем без сигналов ходят!

Думаем-думаем. Три дня думали — не придумали. И вдруг Серега сказал:

— Ха! Это же просто! Можно разным маршрутам сделать одинаковые сигналы, если эти маршруты в городе не встречаются!

Молодец Серега! Как же мы забыли, ведь есть трамвай 25-й. Мы же знаем, у него тоже два красных огня, как у нашей «пятерки». И эти маршруты нигде в городе не пересекаются, не встречаются! Конечно! Там, где 25-й не ходит, все знают, что два красных — это «пятерочка». А где «пятерка» не бывает никогда, там все точно знают, что два красных — это, конечно же, 25-й.

В Ленинграде с нами жили папина сестра тетя Таня и бабушка Мария Александровна. На самом-то деле — это мы с ними жили. Это была бабушкина квартира, где она жила до революции со своими детьми — Глебом, Таней, Левой и Зиночкой. Потом ее дети выросли. Лева стал жить отдельно, Зиночка умерла. Папа женился, родились мы, нас стало много, так что бабушке с тетей Таней пришлось потесниться. Им осталась одна комната, а нам всем — остальные три.

Когда тетя Таня была маленькая, она ходила в школу, которая называлась Петершуле. Там у них половина предметов была по-немецки. И поэтому тетя Таня могла и говорить, и читать, и писать по-немецки так же просто, как и по-русски. Теперь это называется «второй родной язык». А кроме того, они там изучали французский, английский и латинский. Ну а кто знает французский и латинский, тот запросто понимает по-итальянски и по-испански.

Тетя Таня работала в библиотеке иностранных языков. К ней приходили студенты, которым надо было найти книги на иностранном языке. Ну с этими было просто — студенты ведь были русские и разговаривали с тетей Таней по-русски. Но иногда приходили и настоящие иностранцы. Они по-русски ничего не понимали или говорили очень смешно. Но тетя Таня не только их понимала, но долго и весело с ними разговаривала. И они очень любили с тетей Таней поговорить, поболтать, пошутить. Потому что все время слушать чужой язык и говорить на нем, если в детстве его не выучил, — очень трудно. Они очень уставали от этого. Представляешь — кругом все надписи непонятные. Некоторые буквы такие же, как в немецком или английском, а произносятся совсем не так! Или похожи — но смотрят в другую сторону, например Я и R. Другие буквы вообще им казались «странными»: они думали, что таких не бывает и даже не может быть. Ну например Ж или Э. А уж Щ даже и произнести было им невозможно.

Они приходили к тете Тане отдохнуть от этого трудного русского. Им казалось, что русский вообще выучить невозможно, такой он трудный. Например, два дома, три дома, четыре дома — а пять почему-то домов…

— Почему? — спрашивают они.

Никто не знает. Ну так. Просто так, и все.

Или вот еще: один год, а два — года. Три — тоже года, даже четыре — года, а пять почему-то лет .