Татьяна Раутиан - Рассказы бабушки Тани

Удивительно, но вот такие самые невероятные вещи иногда случаются в реальности. В наши дни появился такой человек, такой Доуэль, и именно — профессор! У которого — только голова. Это реальный человек, Стивен Хокинг. У него есть и руки, и ноги — но работает только голова. И он — величайший ученый!

И еще — самая последняя новость. Собираются другому умному человеку, у которого тело постепенно перестает работать, пришить новое тело. Чтобы он мог не только думать своей умной головой ,но и ходить и вообще жить как нормальный человек. Правда, когда сообщают об этом, то говорят, что это «операция по пересадке головы». Просто потому, что голова маленькая, а тело большое. Но «я» ведь находится в голове. А не в руках-ногах. Пока не нашли этой умной голове подходящего тела, чтобы пересадить…

Вторая книга — «Электрическая жизнь». Автор написал ее в конце 80-х. Не этих, не 1980-х, а еще тех, 1880-х! И там описано множество таких изобретений, которые только теперь появляются! Даже интернет-магазинчик по скайпу. И даже научные лекции по скайпу! Экраны большие, как у новых телевизоров. Это почти так и называлось: «телефоноскоп». Ну «скоп», «скайп». Почти полтораста лет назад! Это никакому Жюлю Верну не могло присниться.

Когда я читала эту книгу, о таком нельзя было и подумать. Ведь компьютеров еще не было вообще!

«Электрическую жизнь» перевели с французского и издали в Петербурге в 1894 году. Когда моему папе было всего пять лет! И папа, оказывается, читал ее еще тогда, когда сам учился в школе. Автор, Альбер Робида, так увлекся своей идеей, что написал продолжение. Получилось три книги. Я читала только первую часть. Там было много и про политику, и про войну. Но про это я ничего не помню. Я, вероятно, это пропускала. Тогда мне было интересно только про научные идеи. Книга была написана как бы про 1955 год. Но в 1955 году наука еще далеко не дошла до его прогноза.

Третья книга — это «Солнечное вещество». Это уже не фантастика, не роман, где можно и переборщить, и пошутить. Это книга всерьез, о физике, о том, что происходит на Солнце. Написана она серьезно, но совершенно понятно и ясно. Эту книгу Матвея Бронштейна недавно переиздали, значит, она не устарела, и ее будут читать мои правнуки!

Мы все — дети. У нашей мамы много детей. Ближайшие ко мне по возрасту дети, Юра и Сережа, — младше меня. Конечно, они дети. Взрослыми мы станем когда-нибудь потом, не скоро, в каком-то туманном будущем. Если бы я не была самой старшей, то кто-то старше меня стал бы взрослым… И тогда стало бы понятно, что и я стану взрослой. Примерно понятно когда. И как.

Два события толкнули меня в бок: «Эй, ты уже взрослая!»

Озерки — это была далекая от Ленинграда деревня. Но не так далеко, как Парголово. Туда ходил трамвай 20-й номер. В Озерках можно было кататься на лыжах, и там были такие небольшие пригорки, с которых кататься не страшно, это не Кавголово, но все-таки это горки.

Мы с Юрой-Сережей как-то раз туда поехали. Это были, наверное, зимние каникулы, январь 1941-го. Катаемся себе, катаемся. И вот к нам присоседились два молодых человека. В форме. Курсанты морского училища! Не шпана какая-нибудь.

Они тоже покатались с нами, а потом стали со мной разговаривать. Главное — со мной, а не с мальчишками. До меня дошло вдруг, что это они «за мной ухаживают». Братцы мои как-то незаметно исчезли и оставили меня выпутываться самой. Курсанты хотели моего телефончика — а у нас тогда никакого телефона дома не было. Уж не помню, как я удрала от них. Но очень, очень вежливо.

Я в это время сильно выросла, и мне мое детское пальто уже просто никак не годилось. Да и платья уже не годились. Но я стеснялась с мамой об этом говорить, а она не догадывалась, что старшенькая дочь уже выросла. Тетя Таня сшила мне платье, а то просто не было никакого. Тетя Таня шить не умела, и получился у нее такой простой балахон. Но я все равно в нем ходила в школу. В чем же еще? Я в нем на выпускной фотографии, справа, ростом больше почти всех мальчишек. В балахоне. А девочки все одеты очень прилично. Не то чтоб нарядно, но прилично. А я просто чучело!

Но пальто — совсем другое дело. Зима ведь, без пальто нельзя. Мама долго искала в магазинах детское пальто для девочки ростом 178 сантиметров и весом 75 килограммов.

Но таких и взрослых нелегко найти. Поэтому пришлось ей купить мне взрослое пальто. Это была шубка из меха маленьких зверюшек, мышей каких-то. Большое пальто, сшитое из маленьких кусочков. Но главное — у него был воротник шалью! Это было не просто женское, а даже дамское, модное зимнее пальто. Я долго не решалась его надеть. Я в нем чувствовала себя уже не самой собой, а какой-то незнакомой взрослой женщиной.

Но зима наступает, и деваться некуда. Вот однажды надо было пойти постоять в очереди за керосином. Ведь газа тогда не было. Электроплиток — тоже. Готовили на керосинке. Ну вот опять — вы не знаете, что это такое. Но это неважно, а важно, что надо было постоять в очереди за керосином. Часа два. А уже мороз. Я надела свое новое пальто и пошла. Стоять надо очень долго и очень скучно. Следующий за мной был пожилой мужчина, наверно уже почти старик, лет 40—45. И вот мы с ним разговорились. Дяденька этот что-то мне рассказывал очень интересное. Не помню что. Но помню, что я ему тоже стала рассказывать похожий случай:

— А у нас в школе вот что….

И он меня спросил:

— А что вы преподаете ?

Питер — самый европейский город в нашей стране. Здесь столько музеев, и не каких-нибудь. Это Эрмитаж, Русский музей и много еще. Здесь оперные театры, балет, филармония… Папа стал ходить с нами в музеи. Но ведь он был физиком, а не искусствоведом и мало мог нам рассказать. Кое-что нам самим просто нравилось, а чего-то мы просто не заметили.

Еще до Изюма папа выписал замечательный журнал «Юный художник». Там публиковались очень хорошие репродукции картин, и я узнала имена многих известных художников. В древние времена фотографии не было. Только картины могли изобразить мир таким, каким он был. И художники стремились изобразить его правильно , так, как мы его видим. Они открыли такие вещи, как перспектива и «воздух». Это относится и к искусству, и к физике.

Из «Юного художника» я узнала о таких вещах, как колорит, перспектива, положение горизонта, ощущение расстояния. Можно знать, что на фотографии маленький домик потому маленький, что далеко. А большой — потому что близко. Но чувствовать это невозможно, если смотришь двумя глазами. Два глаза как бы громко говорят: это плоскость! Мало ли что перспектива, это можно нарисовать! Но нас, два глаза, — не обманешь. Мы точно чувствуем: картина (или фотография) — это плоскость.