Сергей Васильев - На разломе двух времён. 80-е

– Вот мы, с ФАЛТа, организовали первый у нас кооператив и хотим напечатать кроссворды! Сможете?

Мне ответили:

– Легко. Несите рисунки, тексты и прочее.

Они сами тогда только организовали собственный кооператив и готовы были в те часы, когда институт не работал, все это нам напечатать.

– Только у нас еще нет на это денег, – уточнил я, – но мы готовы рассчитаться с вами сразу после того, как продадим свои листовки.

В типографии мне ответили:

– Мы готовы! Это для нас будет первый коммерческий заказ. Нам самим интересно. Несите, напечатаем без денег, расплатитесь потом.

После этого я побежал в свой кабинет в комитете комсомола, где стоял телефон, и стал искать номер московского центрального офиса «Союзпечати». Тогда по всей Москве и Подмосковью стояли киоски «Союзпечати» – только они продавали газеты и журналы. Нашел их телефон, позвонил и спросил:

– Мы – кооператив при МФТИ, издали листы-кроссворды. Можем ли мы через вашу сеть киосков это продать в Москве?

Мне тут же ответили:

– Почему бы не попробовать. У нас как раз сейчас мало периодики на прилавках. В успехе мы не уверены, поэтому выкупать ваши листки не готовы, но можем взять их на реализацию, наша комиссия будет 10 % от продаж.

Я обомлел: вот это удача, «Союзпечать» – это круто!

Осталось только изготовить тираж и привезти кроссворды на центральный склад. Я побежал заключать договор с типографией ЛИИ, отдал им рисунки и тексты – Серега к тому времени как раз все закончил. Потом мы с друзьями скинулись на автобус, чтобы весь этот тираж «макулатуры» довезти из Жуковского на склад «Союзпечати» в Москве.

Наступили томительные недели ожидания: продадут наши кроссворды или нет? От этого зависело все! Ведь нужно было еще расплатиться с типографией и факультетом, который дал нам крышу и печать кооператива.

Я тогда часто ездил электричкой из Жуковского в Москву, находил ближайший к вокзалу киоск «Союзпечати» и смотрел из-за угла: подходят ли, покупают ли наши кроссворды? Бывало, я стоял так часами. Меня очень печалило тогда и волновало, что покупатели к киоскам почти не подходили.

Прошло несколько месяцев – кажется, три. Такой срок был нам назначен в «Союзпечати» – после этого они должны были доложить нам, сколько продали, перечислить выручку за вычетом своей комиссии и отдать оставшийся тираж. Порог нашей окупаемости был где-то 30 %. Нужно было продать минимум 30 % тиража – а всего мы напечатали 100 000 листовок, – чтобы хотя бы выйти в ноль, то есть рассчитаться с типографией, вернуть свои деньги за перевозку, оплатить налоги кооператива, перечислить комиссию «Союзпечати» и положенную долю факультету.

Я очень волновался, когда звонил им через три месяца. Спросил:

– Сколько продали?

И услышал в ответ:

– Извините, но все реализовать не удалось, продали только 80 % тиража! Больше не смогли. Нам придется вам вернуть оставшиеся 20 % листовок – и к тому же они все потрепаны и, наверное, испорчены, так как свозили их из киосков со всей Москвы. Еще раз извините…

Я обомлел. Это более чем в два раза превосходило то, что нам было нужно для окупаемости! Это был феерический успех!

«Союзпечать» перечислила нам деньги. Мы рассчитались с типографией, вернули транспортные, долю факультету, после чего на каждого из нас осталось где-то по тысяче рублей! Столько я до этого зарабатывал, будучи командиром стройотряда, за три месяца тяжелого физического труда где-то в Сибири, да еще и с учетом сибирского повышенного коэффициента!

После первого успеха мне показалось, что мы и дальше сможем так жить: продолжать заниматься наукой, самолетами, аэродинамикой, и периодически – проводить такие коммерческие сделки через наш кооператив!

Жизнь переменилась: я перестал ездить в общественном транспорте, ждать на остановке автобус, толкаться в нем – всегда стал ловить тачку! Добраться на такси от общаги до платформы «Отдых» на электричку, чтобы ехать в Москву или в Коломну к жене и теще, стало для меня нормой. Раньше я мог позволить себе такси раз в месяц, и то если очень опаздывал.

Заседание Съезда народных депутатов СССР в тот день вел сам Горбачёв.

– Товарищи, я должен проинформировать вас, – обратился он к залу. – Депутат Сахаров Андрей Дмитриевич настоятельно просит дать ему слово.

Зал зашумел, народные депутаты уже устали от многочисленных выступлений Сахарова, но Горбачёв царственным жестом остановил шум в зале.

– Мы в Президиуме советовались на этот счет, но у нас нет единого мнения, учитывая, что депутат Сахаров выступал несколько раз. Всего, в общем… семь раз, – уточнил Горбачёв, специально заострив внимание публики на этой цифре.

Михаил Сергеевич насупил лоб, как бы показывая залу, что у нас с этой демократией уже даже перебор, и зал, уловив ерничание Горбачёва, продолжил тихо гудеть.

– Но я должен поставить вас в известность, – продолжал Горбачёв, – что такая просьба депутата Сахарова имеется, причем он просит 15 минут!

И зал загудел еще громче от возмущения.

По Горбачёву было видно, что ему нравился этот спектакль. Он сидел на самом верху и как бы руководил этой «демократией». Известному диссиденту он давал выступить уже не раз, зал этим возмущен, и он, «царь», обсуждает со своим «народом», давать или не давать очередное слово опальному академику. Тем временем Сахаров уже встал со своего кресла и пошел к трибуне.

– Давайте так, давайте определимся, будем давать слово? – спросил Горбачёв у зала.

– Нееет, – дружно и гулко ответил Съезд.

Но Андрей Дмитриевич уже был у трибуны, и Горбачёв демократично предложил Съезду дать ему все-таки пять минут. Зал продолжал шуметь, а к Президиуму вышла какая-то женщина в цветастом платье и начала что-то настойчиво объяснять Горбачёву. От такой «демократии» опешил и он.

– Вы мне только мешаете, – стал он ее останавливать. Но женщина упорствовала и тоже вышла на трибуну, где уже стоял Сахаров.

– Здесь вот еще просьба, – решил объяснить Горбачёв, – от общества театральных деятелей (он указал на женщину). Там считают ненормальным, что от их общества, несмотря на настоятельные просьбы, товарищу Лаврову не дали выступить еще ни разу. Вот у нас ситуация такая, – разводя руками, подытожил Горбачёв, обращаясь к залу, – что будем делать?

А «театральная деятельница» продолжала стоять на трибуне вместе с Сахаровым.

– Я не выступал семь раз, – оправдывался перед ней академик.

– Нет, вы выступали, а вот наш Кирилл Юрьевич не выступал, – с улыбкой и плохо скрываемой издевкой укоряла она.

Горбачёву наконец надоел этот бардак у трибуны, и он нажал на звонок: