Сергей Васильев - На разломе двух времён. 80-е

Здание общежития стояло на улице Гагарина, центральной улице города, по ней ездило много автомобилей и автобусов, все время ходили люди. Они должны увидеть наш протест! В тот момент мы воспринимали свой порыв как что-то дерзкое и революционное, почти что бунт.

В длинном коридоре общежития мы разложили простыню и начали писать. Краска просачивалась сквозь ткань и ярким следом пропитывала пол дерзкими словами: «ПОЗОР СЪЕЗДУ!».

Все. Назад пути не было. Теперь по этому отпечатку на полу все точно узнают, кто рисовал плакат и кто его повесил. Нервное возбуждение росло. Что нам за это будет? Через неделю мы отправлялись на военные сборы, а осенью начинался последний выпускной шестой курс Физтеха. За это бунтарство нас ведь могут отчислить из института и отправить в армию. Это пугало, но не останавливало.

Откуда оно приходит, это бунтарство у молодых?

Конечно, мы пристально следили тогда за Съездом, за всем, что творилось в стране. Мы жаждали свободы и демократии, но прежде всего где-то внутри сидело подспудное желание вырваться из рутинной трясины, выйти в авангард.

Туда, в Москву, в столицу съехались в те дни депутаты со всей страны. Еще вчера они были никому не известны, а сейчас заседали в самом центре, в Кремлевском дворце. Всего за год они пробились на самый верх. Эта головокружительная карьера вчерашних лаборантов, журналистов и юристов будоражила молодые мозги.

Таким «неизвестным юристом» был и Константин Лубенченко, народный депутат от нашего Раменского района. Вчера его никто не знал, а сегодня он заседал в Кремле и вошел вместе с Сахаровым, Ельциным, Собчаком в МДГ (Межрегиональную Депутатскую Группу), т. е. в самый центр, в самую бучу. Невероятный взлет.

Советская карьера – длинный путь. Чтобы получить хотя бы однокомнатную квартиру, нужно встать на очередь и работать годами. А попасть в Москву и получить московскую прописку, вообще было немыслимо. А тут люди из дальних и ближних городов приезжали в Москву и за день становились звездами политики и публицистики. У них брали интервью, их показывали по телевизору, они были в центре всеобщего внимания. Вчера они, может, и рисковали своей «советской карьерой», выступая с демократическими лозунгами, разоблачая партократов и бюрократов, но сегодня они становились героями телеэкранов.

Эта смесь поиска правды, юношеского адреналина и жажды яркой и быстрой карьеры толкала в те дни вперед. Пусть в авантюру, но вперед. Еще недавно я был секретарем комитета комсомола. У меня была семья: молодая жена, сыну два года. Мне было что терять. Но было и какое-то смутное подспудное ощущение, что нельзя сидеть на месте. Пришло наше время.

Мы решили в тот день выйти на площадь, устроить митинг и заявить: «Мы не согласны!»

Тут же на печатной машинке в кабинете комитета комсомола было напечатано «Воззвание к Съезду в поддержку академика Сахарова и демократии в России!». Мы соберем под «Воззванием» подписи, решили мы, и поедем с ними в Москву, к нашему депутату Лубенченко, чтобы через него передать наш призыв к Съезду.

Нас было пятеро человек, когда мы вышли на центральную площадь города к памятнику Жуковскому рядом с Дворцом культуры. Выставили свой плакат с текстом воззвания и стали ждать. Было обеденное время, люди вереницей выходили из проходной ЦАГИ и шли по домам как раз через эту площадь.

Волнение и страх прошли уже через мгновение, наоборот, пришел азарт.

Друзья собирали подписи, а я вещал мегафон:

– Поддержим китайских студентов на площади Тяньаньмэнь в их борьбе за свободу!

В те дни в Пекине разворачивались массовые студенческие митинги, но центральная власть Китая жестко их подавила с применением танков и бронетехники, с сотнями убитых. Там, в Китае, все было жестко, а тут в Жуковском получался какой-то веселый праздник, скорее маевка. Яркий плакат, улыбающиеся люди и испуганные милиционеры, которые не знали, как реагировать на происходящее. Здание горкома партии было совсем рядом, но никаких указаний от них не было, и милиция мирно стояла в стороне, не понимая, что делать: то ли запрещать, то ли, наоборот, помогать и держать наш плакат.

Через пару часов мы собрали более двух сотен подписей, можно было отправляться с ними в Москву.

Съезд народных депутатов СССР проходил в Большом Кремлевском дворце, а иногородние депутаты, съехавшиеся в Москву, селились рядом, в гостинице «Россия». Туда мы и направились с друзьями в поисках депутата Лубенченко, чтобы передать наше «Воззвание».

Большой холл гостиницы гудел, как пчелиный рой. Там сидели и передвигались, поодиночке и группами, депутаты, их помощники, разные инициативные группы и ходоки типа нас, с такими же подписными листами и прокламациями. Все живо общались между собой, обменивались мнениями и обсуждали текущие дебаты.

В те дни я все время ходил с маленьким радиоприемником, чтобы ничего не упустить из прений на Съезде депутатов. В фойе «России» мы всей компанией собрались вокруг нашего радиоприемника и, внимательно слушая выступления, ждали окончания рабочего дня Съезда, чтобы наконец встретить своего депутата.

Но заседание все затягивалось, Председатель никак не мог закончить прения. Поток желающих выйти на трибуну было не остановить. Каждый хотел сказать что-то свое: демократы и партийные работники, ученые и журналисты, профсоюзы, афганцы и представители нацменьшинств. У всех была своя боль, идея и план реформ.

Эти незабвенные дни были настоящим праздником народовластия!

Как будто открылись все поры, и свежий воздух свободы и демократии ворвался во все окна и двери. Все хотели выговориться, сказать свое. Личное мнение, как оказалось, было у всех. В этой мешанине «правд» трудно было уловить главное, и дебаты продолжались и продолжались.

Мы сидели в фойе гостиницы уже, кажется, шестой час, а Съезд все не заканчивался, и депутаты не расходились. Когда время пошло к первому часу ночи, мы поняли, что можем упустить своего депутата и решили встретить его на улице, на подходе к гостинице.

– А как депутаты обычно выходят из Кремлевского дворца, каким путем идут в гостиницу? – стали уточнять у служащих.

– Обычно они выходят через Спасские ворота и идут мимо Василия Блаженного, сюда в «Россию», – объяснили нам.

И мы пошли туда.

Была теплая летняя ночь. Мы вышли на Красную площадь и встали между Спасскими воротами Кремля и Собором Василия Блаженного. Площадь была пуста, рядом с нами лишь остановился какой-то туристический автобус, откуда вывалила толпа японских туристов поглазеть на купола собора. Время шло, а депутаты все не выходили.

И вдруг… из Спасских ворот вышла пожилая пара. Они шли под руку уставшим шагом. Я узнал их сразу и замер. Это были Андрей Дмитриевич Сахаров и его жена, Елена Боннэр.